Все молчали. Видно я произвел впечатление своей речью. Потом Владислав попросил:

— Володь, а еще ты что можешь? Покажешь?

— Кое-что могу, но пользуюсь редко, — неохотно отозвался я не просьбу.

— Покажешь?

— Нет. Я стараюсь пользоваться этим только при необходимости, в крайних случаях, а потом, это всегда требует затрат энергии, — категорически отказался я от представления на публику.

Меня стала тяготить эта занудная тусовка. Я тихо сказал Саше, что хочу уйти, но он попросил остаться еще ненадолго и уйти вместе. Он тоже откровенно скучал. Пили коньяк, «артисты» танцевали твист и вели ленивый разговор о своих актерских делах. Кого-то из второкурсников пригласили сниматься в кино, кому-то после окончания посчастливилось устроиться в драматический театр Товстоногова, а кого-то взяли в Михайловский.

— Для меня сцена — кайф, так бы и стояла под светом софитов, — восторженно сказала Кира.

— Слава, красота, деньги и почитатели, а также сплошные красные дорожки, наряды, фуршеты и праздники, — с иронией продолжил я.

— А не надо иронии, — обиделся Владислав. — Да, слава, почитатели твоего таланта и фуршеты, и красные дорожки. А если нет самолюбия, не стоит и в профессию идти.

— Плохого я тоже ничего не вижу, но есть реальность. В актёры стремятся многие — об этом говорят огромные конкурсы, — но немногие понимают, что могут остаться невостребованными или прозябать до пенсии на третьих ролях. А экранный блеск — это только верхушка айсберга.

Я говорил это и понимал, что мною движет раздражение. Очень хотелось сбить спесь и умерить снобизм, которые я ощущал в поведении будущих актеров.

— А мы не многие, — самоуверенно с усмешкой сказал Стас. — Мы как раз из тех, кто будет востребован. Правда, Кира?

Судя по ответной улыбке, Кира не возражала.

— Слава — вещь небезопасная, — я поймал себя на мысли, что превращаюсь в моралиста, но продолжал, вытащив из глубины памяти проходную история про Нострадамуса:

— Младший сын Нострадамуса тоже мечтал об известности, которая бы затмила славу отца. Он предсказал гибель города Пузена в огне. Но для того чтобы пророчество сбылось, сынок совершил поджог лично. Только славы так и не снискал: его на месте преступления растерзали разъяренные жители города.

— Это ты к чему? — осторожно спросила Кира.

— К тому, что на детях природа отдыхает. Чтобы не стать тенью своих известных родителей, нужно не только иметь талант, но и пахать в поте лица, как пашет лошадь в поле.

— А без таланта, мы бы не учились в ГУКИ Там конкурс был сто восемьдесят человек на место, — обиделся Стас, и я почувствовал, что мои слова задевают его, и он начинает тихо ненавидеть меня.

— Ладно, — сказал я примирительно. — Может быть, я ошибаюсь: если есть династии шахтеров или свинарок, то почему не может быть династии актеров.

Стас зло сопел, девушки молчали, Владислав по статусу хозяина нейтрально не вмешивался в разговор, вовремя доливал коньяк в стаканчики и делал вид, что вечеринка удалась; а я встал, чтобы откланяться. Саша последовал моему примеру и произнёс: «Пора и честь знать». Алиса разочарованно сказала:

— А я думала, вы, Саша, споете с Владиславом, а я бы саккомпанировала на рояле.

Саша пообещал спеть в следующий раз, и мы покинули компанию, вполне возможно, будущих Каратыгиных, Волковых, Жемчуговых или Асенковых.

— Ты чего накинулся на них аки пёс? — засмеялся Саша, когда мы шли по Невскому, направляясь на свой Васильевский остров.

— Сам не знаю, — ответил я. Почему-то зло взяло: уж очень они не по делу успешные.

— А как ты сделал этот фокус со Стасом? Ты же ни слова не сказал, а он вдруг залаял. Со стороны зрелище не для слабонервных. Я поначалу тоже, как Алиска, решил, что он спятил.

— Это мысленное внушение. Мне не надо произносить в этом случае какие-то слова или применять некие действия для концентрации внимания. Во-первых, я всегда прекрасно знаю, с кем имею дело. Во-вторых, я знаю, когда этому намеренно не сопротивляются. Намеренное сопротивление мешает гипнотизёру. И потом, для успешного проведения внушения нужно учитывать некоторые особенности. Стас, как и обе девушки, сидели в расслабленных позах, их одолевала скука, да и сама профессия актера формирует особый тип человека, слабовольного с низким уровнем развития мышления. Мне стало достаточно детально представить то, чего я желаю добиться от Стаса и в какое состояние я хочу его ввести.

— Что-то очень у тебя все просто.

— Да нет, не просто, — усмехнулся я. — Мне приходится тратить свою биологическую энергию, а это не проходит бесследно для организма. После любого такого сеанса, хоть лечения руками, хоть гипноза, а особенно после особого состояния, в которое я погружаюсь и вижу вещи, недоступные при обычном восприятии, мне нужна подзарядка что-ли, и я замыкаюсь в себе, становлюсь раздражительным и подолгу молчу, потому что мне трудно вести какие-то разговоры.

— Ну вот, а я языком молол, — сказал виновато Саша.

— Да то, что я снял боль у Алисы и глупо пошутил со Стасом, меня не особенно утомило. Я говорю о более сложных манипуляциях. Вот, например, когда моя помощь требуется в течение длительного времени, это изматывает прилично…

Мы перешли Дворцовый мост и расстались.

Глава 26

Курс за три года. Испанский язык и пари. Артисты кино Вадим Медведев и Павел Кадочников. Свободный диплом учителя английского и немецкого. Решение «идти в народ».

Языки мне давались легко. Тексты на английском и немецком укладывались в памяти также свободно, как и русские, и надежно закреплялись. На третьем курсе наш куратор, преподаватель английского, Екатерина Сергеевна, доверяла мне проверять контрольные работы моих одногруппников, а бывало, что я за нее продолжал вести занятия, если она отлучалась. А как-то Екатерина Сергеевна сказала:

— Володя, за три года учебы в вузе вы в принципе усвоили всю программу. Ну, по крайней мере, мне вас учить нечему. Не понимаю, что вы будете делать здесь еще два года.

И я загорелся завершить учёбу экстерном. Пошел к декану факультета.

Александр Борисович поколебался, но одобрил мое решение.

— Возражать не имею права, так как все преподаватели без исключения оценивают ваши способности, как исключительные. Языки вы усваиваете поразительно легко. Я слышал, что с одним из старших студентов вы даже заключали какое-то пари. Вы, вроде, взялись выучить испанский за три месяца. Выиграли?

— Выиграл, — подтвердил я. — Только я обещал не выучить, а заговорить на испанском, имея ввиду бытовой уровень, что сделать действительно не сложно.

— Ну, это кому как, — засмеялся Александр Борисович.

Я коротко рассказал, что в течение трех месяцев оставался после лекций, шел в лингвистический кабинет и слушал пластинки с уроками испанского, которые мне дал наш преподаватель Марк Сигал, чтобы освоить произношение.

Принимал экзамен он же. Беседовали по-испански десять минут, и Сигал безоговорочно признал, что я пари выиграл.

Вообще с языковой практикой в Ленинграде проблем не возникало. Во-первых, сам институт приглашал иностранную молодежь, и у нас проходили вечера встреч в институтском клубе, во-вторых, в город приезжала масса иностранных туристов, которые охотно шли на сближение с молодыми людьми, которые говорили или пытались говорить на их языке. Соответствующие органы не чинили препятствий в этом случае, хотя зорко следили и пресекали фарцовку.

Часто клуб устраивал встречи с известными артистами, учеными, писателями. Я с любопытством смотрел на этих людей, жадно вглядывался в их лица и искал в них ту исключительность, которая выдает кумиров, собирает толпы поклонников и поклонниц и заставляет сходить с ума. Иногда я подмечал в них то, что остается за кадром телепередач или кино: эти мелочи давали совершенно иное представление о человеке, иногда развенчивая миф, который вольно или невольно создают фанатичные почитатели их таланта. Вот, например, замечательный актер Вадим Медведев, который стал знаменит после того, как сыграл Телегина в «Хождении по мукам» и только что вышедшего «Хмурого утра». Он въехал во двор института и вальяжно вышел из «Волги», оставив машину почти у самого подъезда здания. Ему аплодировали все, кто вышел встречать.