Гермоген выдал Приску аккуратно сложенное чистое льняное полотно:
— Перевяжи, мне некогда. Если воспаления не будет, парень выкарабкается.
Однако перевязывать Марка Приску не довелось — его отстранила Плотина. Августа знала толк в ранах — ездила с мужем в Дакию и теперь собиралась отправиться в Парфию. Марк корчил рожи, кусал обломок деревяшки, которую Приск засунул ему в зубы, — но терпел. Юному воину неловко было орать, когда его раны перевязывает жена самого императора.
— Молодец, — похвалил Приск юношу и дал ему напиться. — Теперь тебе никакие испытания не страшны…
— Анния… — напомнил Марк.
— Мы ее обязательно найдем, — пообещал Приск.
Следующим Гермоген осмотрел Педона и велел поить того понемногу водой и следить, чтобы не было рвоты, а если будет, переворачивать раненого.
В пыльном облаке трудно было разобрать, какую мину состроил врач, но Приску, стоявшему рядом, показалось, что грек нахмурился и закусил губу — что означало, что больной, скорее всего, не выживет.
Куке повезло больше: из двух дощечек и кусков ткани Гермоген сделал лубки и поместил в них сломанную руку преторианца.
— Ну вот, теперь у меня точно рука будет кривая, — вздохнул преторианец.
На счастье, в цирке имелась вода, и преторианцы носили ее во флягах и подобранных на развалинах кувшинах.
Песок гипподрома был усыпан какими-то осколками, обрывками папирусов и пергамента, и бродившие как слепые люди порой нагибались их подобрать, пытаясь из обломков ветвей и кусков папируса соорудить что-то вроде костра — зимняя ночь в Антиохии оказалась не такой уж и теплой.
Приск долго искал хоть что-нибудь, чтобы накрыть Марка, но ничего не нашел. Тогда Тиресий снял свой плащ и укутал юношу. Внезапно тот открыл глаза и снова спросил:
— Где Анния?
— Мы сейчас отправляемся ее искать…
Приск поднялся и побрел к выходу из цирка.
Один из центурионов, получив на то приказ императора, строил уцелевших солдат, чтобы вести их разбирать развалины. Однако они так и не вышли через проход во дворец — новый толчок заставил весь отряд опуститься на землю.
Когда земля успокоилась, Адриан выбрал десять человек и отвел их туда, где прежде — он помнил — находились кладовые, чтобы отыскать что-то из еды. К несчастью, многие амфоры с оливковым маслом и вином раскололись, и все припасы буквально плавали в этой жиже, смешавшейся с вездесущей пылью. Все же удалось отыскать несколько не разбившихся амфор, одну с маслом — остальные с вином и бобами.
Приск и Тиресий напрасно бродили среди развалин, расширяя круги поиска от того места, где нашли Марка. Аннии — ни живой, ни мертвой — не было.
Вскоре Тиресий оставил поиски, отправился к кладовым и стал собирать бобы в помятый бронзовый котелок, жестом указав Приску, чтобы тот набрал веток в саду.
Когда они вернулись на гипподром, около Марка сидел Афраний Декстр. Лицо его, покрытое пылью, было воистину каменным, он даже не моргал, так что светлые глаза его казались сделанными из серебра — как у дорогих бронзовых статуй. Марк метался в бреду, звал Аннию.
— Нашли ее? — спросил Афраний.
Тиресий отрицательно покачал головой.
— Она была красивая… — прошептал Декстр.
Глава III
ГИППОДРОМ (продолжение)
Декабрь 868 года от основания Рима
Антиохия
На другой день Адриан сумел из подручных средств соорудить блоки и с их помощью сдвинуть несколько каменных плит, открыв проход на кухню. В каменной ловушке оказался заперт не кто иной, как Калидром, — счастливец-грек в который раз избегнул страшной смерти. С помощью пекаря удалось наладить печь на открытом воздухе. Калидром обладал от природы каким-то внутренним чутьем, почти собачьим, посреди развалин умея отыскать уцелевшие амфоры с мукой и маслом и в самодельной печи испечь лепешки вполне даже съедобные, почти вкусные.
«Рим кончился, — думал Приск, разыскивая на развалинах более или менее пригодные тряпки, чтобы укрыться на ночь и укрыть раненых. — Боги чуть-чуть тряхнули наш корабль, и он опрокинулся».
Ночью, лежа подле Куки, которого трепала лихорадка, Приск ощущал спиной, как вновь вздрагивает и качается под ним земля.
Вечером, готовя нехитрую похлебку на костре, он слушал, как Адриан говорит о землетрясениях лежащему навзничь неподвижно Педону:
— Относительно происхождения землетрясений существуют различные мнения. Даже сам Аристотель не сумел сказать ничего определенного на этот счет. Одни полагают, что сотрясение земли — это следствие силы ветров, проникающих во внутренность земли. Поэтому-то наблюдается обыкновенно во время землетрясения отсутствие всякого дуновения воздуха, так как ветры в ту пору пребывают в глубине земли. А еще говорят, что земля, высохшая от чрезмерного зноя или же после страшных дождей, дает широкие трещины, в которые проникает верхний воздух, сильный и мощный, и, будучи сотрясаема через эти щели, колеблется в своих основаниях. Поэтому такие ужасы приключаются в жаркое время или во время крайнего холода.
Под голос Адриана Приск заснул, и снилось ему, что получает он письмо из Рима, в послании этом — уже очень давнем — Кориолла пишет ему, что собирается приехать в Антиохию. И судя по указанной на пергаменте дате, она уже прибыла — еще раньше письма, и значит, в день ужасного землетрясения была здесь, в Антиохии.
Приск кидается ее искать, мечется по разрушенным улицам, дерется с какими-то грязными оборванцами, судя по всему — рабами, решившими на развалинах поискать золота и серебра, бьет и не может их одолеть. Наконец те исчезают — внезапно и почти без причины, как это часто бывает в снах. И тут Приск слышит совсем рядом плач ребенка. Он кидается на звук и понимает — что ребенок плачет у него под ногами — он там, внизу, придавленный плитами, а еще понимает — что это Кориолла и маленький Гай.
Вдруг является Малыш, и вдвоем с гигантом-фабром они сдвигают неподъемную плиту прямо руками. И Приск видит, что в яме, как в могиле (так еще недавно лежал Кука), скрючилась в нелепой позе Кориолла. А подле нее на изгибе руки притулился младенец и сосет грудь…
Приск проснулся с криком. Утром он вместе с Малышом отправился на развалины. И хотя землю вновь трясло — он не обращал внимания на угрожающе накренившиеся стены. И вдруг в самом деле услышал плач, вернее — тихий писк, идущий из-под каменной плиты.
Вдвоем с Малышом — но не руками, а с помощью блоков и веревок, они подняли плиту и сдвинули с места. В ямине, как в гробнице, лежала женщина с младенцем. Только это была не Кориолла. И женщина была мертва. Приск поднял мальчонку на руки. Тот был грязен, вонюч и уже не плакал, а тоненько пищал. Помедлив, Малыш снял с запястий женщины браслеты, а из ушей вынул серьги, оторвав кусок ткани, завязал найденное в узелок — как доказательство того, что ребенок этот наверняка свободный, и чтобы сохранить нехитрое наследство сироты.
— Надо отнести спасенного императору. Тот должен взять под опеку чудом спасенного ребенка, — предложил фабр.
Приск держал на руках младенца и думал, что отдал бы оставшуюся половину жизни, чтобы это был его Гай… Но ведь это и может быть его Гай…
— Я видел на гипподроме женщину с грудным младенцем, — сказал он. — Надеюсь, она покормит нашего найденыша.
Еще спустя день Приск и Малыш отыскали живую женщину с ребенком — та умудрялась все эти дни кормить младенца грудью. Ей повезло — рядом с нею завалило корзину с гранатами, и она питалась их соком. Фортуна со своим крылатым колесом творит порой удивительные вещи.
В этот же день незадолго до заката Марк пришел в себя. Он глянул куда-то мимо сидящего рядом Афрания, слабо улыбнулся и сказал:
— Анния, ну наконец-то… Я же знал, что тебя найдут…
Центурион Афраний дернулся, оглядываясь, но не увидел никого рядом.
— Ты — моя… — прошептал Марк.
Потом он выдохнул с облегчением и больше уже не дышал.