– Пошли! – окликнул ее Адриан. – Да не бойся ты…
Девчонка выбралась из угла и полезла на каменное ложе – вделанное в стену ее каморки, прикрытое засаленным тюфяком, оно навсегда пропиталось запахом любовных утех.
Адриан ухватил Клио за руку и потащил за собой – наружу, она не сопротивлялась, лишь поскуливала, решив, что для богатого гостя выбрали комнатку поприличнее и почище.
И только когда все трое очутились на улице, она поняла, что страшная участь провести несколько лет жизни в этом заведении ее миновала.
– Ты теперь моя рабыня, – объявил Адриан. – Но всего на день. Завтра я тебя отпущу и поручу служить этой женщине.
Он указал на Мевию.
Клио грохнулась на колени и прижала руку Адриана к губам.
– Если я когда-нибудь стану императором, то запрещу продавать рабынь в лупанарий без их согласия, – произнес Адриан торжественно.
Мевия едва не рассмеялась – так комично выглядела произнесенная фраза (пусть по сути и очень верная), так откровенно любовался собой Адриан и так неуместны были эти речи в этом месте – напротив грязного заведения. Но Мевия удержалась от смеха: смеяться над патроном – последнее дело.
Адриан взял Клио за подбородок, поднял ее заплаканное лицо.
– Не плачь, глупышка, тебе ничто больше не грозит… только если ты не начнешь доносить на меня Сабине. Или еще кому-нибудь.
Лицо его исказилось от гнева – как будто он в самом деле уже уличил девчонку в предательстве.
– Она будет тебе предана, Адриан, – поспешно заверила Мевия.
Глава II
Марк Афраний Декстр, центурион
Март 858 года от основания Рима
Рим
Наутро Мевия вступила в дом будущего консула Афрания Декстра как богатая матрона – пришла не пешком, а была доставлена в наемной лектике, которую Адриан нанял в коллегии носильщиков вместе с шестью рослыми сирийцами, следом десяток носильщиков тащили корзины, сундуки и мешки с добром. С Мевией явились две служанки: старая, проверенная Хлоя и Клио, только что ставшая вольноотпущенницей Адриана.
Адриан тоже явился – посмотреть на вселение своей подопечной.
Старик-хозяин приветствовал Мевию своеобразно:
– Нынче бабы, работая передком, зарабатывают куда больше денариев, нежели легионер своей тяжкой службой. Вот же продажный, гадкий мир. – Потом он увидел Клио. – А эта шлюха зачем здесь?
Орфей тут же выступил из-за спины хозяина, поигрывая плеткой.
– Это моя вольноотпущенница, – завил Адриан.
Центурион Афраний, явившийся как раз к началу спектакля, в изумлении переводил взгляд с Адриана на Клио. На отца не смотрел, будто тот мог превратить его в камень, как горгона Медуза.
– Я отправил ее в лупанарий! – Старик Афраний побагровел. – Ты что, Адриан, хозяин лупанария, коли отпустил ее на свободу?
Марк Афраний хмыкнул – ну что, Адриан на собственной шкуре убедился, каково это – жить в доме, хозяином которого является Декстр?
– Эти женщины… – чеканил тем временем слова Адриан, – будут жить подле царевны Зинты.
– Дакийская баба помещена в моем доме приказом императора, и не тебе указывать, как мне с ней поступать! – огрызнулся старик. – Пусть выметаются!
Адриан не ответил, протянул старику запечатанное письмо. Подскочивший тут же раб ухватил свиток, взглянул на печать и замер.
– Ну что там такое… – буркнул будущий консул.
– Послание императора, господин…
– Читай! – Сам он был слаб глазами и не мог уже разобрать письмо, как бы ни старался.
Раб дрожащими руками развернул свиток.
«Траян новоизбранному консулу Афранию Декстру, привет!
И я сам, мой дорогой Декстр, и мой племянник Адриан не видим иного средства оградить пленников дакийских от гнева Децебала, кроме как поместить нарочно отобранных Адрианом людей в твоем доме.
Будь здоров».
Старик вырвал из рук раба письмо, повертел пергамент, морщась, попытался разобрать буквы.
– Ты что-то имеешь против приказа самого императора? – спросил Адриан.
– Бессмертные боги! При чем здесь Децебал? Да пусть кто угодно живет подле этой паршивой бабенки, только соблюдает правила моей фамилии [396] .
Однако видно было, что старик взбешен. Он повернулся и направился к себе в таблиний в сопровождении перепуганной до смерти свиты домашних. Такой день – они знали по опыту – для кого-нибудь закончится зверской поркой и, возможно, продажей в гладиаторскую школу.
– Благодарю! – Марк Декстр пожал Адриану локоть, как принято меж военными. – Пожалуй, это самый счастливый день в моей жизни. – Я твой должник.
Потом он потрепал Клио по щеке и подмигнул Мевии. Глаза его сияли. Он был счастлив.
Ночью Зинта лежала на кровати, а Мевия сидела подле нее на стуле, и они шептались, обсуждая ситуацию в доме, в Риме и вообще в империи.
– Я не доверяю центуриону Марку Декстру, этот человек темный, о нем я ничего не ведаю, – говорила Зинта шепотом, – кроме того, что он враждует со своим отцом так, что они убить друг друга готовы. – Она неплохо знала латынь, но наверняка у римских эстетов ее произношение вызвало бы смех. – Я даже не могу понять – охраняет он нас или только следит, как и все в этом доме. И что с нами будет?
– Надеюсь, твой старший сын вернется в Дакию и будет править.
– Диег?.. Да, Адриан хочет этого. Недаром он поставил в нашем ларарии [397] Диоскуров. Божественные всадники должны покровительствовать моим сыновьям. Но мой брат? Децебал? Что с ним станется? То же, что с Диурпанеем?
– А что сталось с Диурпанеем? – Мевия не ведала о дакийских событиях практически ничего – слышала, как все, что недавно была война, и в войне этой победил Траян, а Децебал, хотя и сохранил царство, но власть его пошатнулась, и полную независимость правитель Дакии утратил.
– Диурпаней умер, – уклончиво ответила Зинта.
– Децебал уже немолод и тоже когда-нибудь умрет. Тогда царство достанется твоему сыну.
– Диурпанею помогли умереть, – сказала Зинта таким тоном, что сразу сделалось ясно, что именно скрывается за словом «помогли».
– Надеюсь, с Децебалом будет иначе.
– Мне тут не нравится… – призналась Зинта. – Столько людей, столько грязи…
– Грязи? – удивилась Мевия.
Украшенный множеством фонтанов Рим с его прекрасными храмами и зелеными парками ей никогда не казался грязным.
– Не то что у нас в горах… – шепнула Зинта. – Я привыкла к другому воздуху – где не пахнет известью и пылью. Неужели нельзя было поместить нас где-нибудь в большом поместье?
Мевия вздохнула. Наверное, Зинта права: Город – не место для выросших в горах мальчишек. Если большинство богачей старается вывезти на лето детей из Рима, то маленьким дакам тем более стоит уехать, для них болотные влажные испарения в низинах столицы стократ опаснее. Надо поговорить об этом с Марком Афранием.
Мевия улыбнулась: мысль о том, что придется переговорить с Марком, ей нравилась.
«О, Венера! Неужели я влюбилась? – мысленно спросила себя гладиаторша и так же мысленно рассмеялась. – Влюбилась как глупая девчонка! Ну надо же!»
Глава III
Посланцы
Апрель 858 года от основания Рима
Рим
В тронном зале Домициана Траян принимал парфянских послов. Огромный зал с двухъярусной колоннадой, с наборным мраморным полом и апсидой, где стояло курульное кресло императора, освещался через большие окна под потолком. Стены тоже были отделаны мраморными панелями, и портики вдоль стен украшали колонны из радужного мрамора, а в нишах стояли базальтовые статуи, сверкая черными полированными боками, – сомнительные свидетели триумфа Домициана над хаттами и даками.
Император каждого явившегося на прием сенатора называл по имени и каждого лобызал в обе щеки. Адриан, присутствовавший при сей процедуре, невольно морщился и испытывал горячее желание удрать в соседний перистиль, это причудливое порождение фантазии Робирия, придворного архитектора Домициана, где отделанные каппадокийским полупрозрачным мрамором стены, отполированные до зеркального блеска, не хуже серебряных зеркал отражали каждого, кто осмеливался приблизиться к императору. Обрамляющие перистиль колоннады выстроились, будто солдаты на плацу, а расположенный в центре низкий восьмиугольный лабиринт фонтана сулил прохладу. Мелкая, вечно колышущаяся вода, блеск ниспадающих струй, что извергались из пышной и вычурной статуи, – все это не то чтобы радовало придирчивый взгляд Адриана, но не вызывало отторжения, как оставшаяся в тронном зале толпа заискивающих льстивых стариков. Особенно противно было смотреть, как Траян лобызает эти щеки, сивые от седой щетины, плохо выбритые или, напротив, выбритые слишком хорошо, алеющие свежими порезами. Ну почему императору так необходимо выслушивать эти велеречивые славословия – он бы, Адриан, сбежал на край света – в Британию, отвергнутую Светонием, или на Данубий, в милый сердцу, все еще не получивший статус муниципия Эск, где Пятый Македонский все так же нес службу, наблюдая, как на другом берегу реки растет сосед-соперник Сацидава, или в Колонию Агриппины, в Германию, куда Адриан мчался сломя голову, соревнуясь с гонцами Сервиана, и едва не сломал себе шею, торопясь доставить дядюшке сообщение, что отныне Траян – властелин Рима.