Герману Литвинову a.k.a Сен-Жермен, не спустившему мне ни одной неточности в именах, топонимике и датировке.
Максиму Нечитайлову a.k.a Недобитый Скальд, чей колоритный сетевой образ, публикации в «Парабеллуме» и «Воине», владение старофранцузским и шокирующе глубокие познания в военном деле средневековой Европы позволили избежать огромного числа исторических ляпов.
Александру Баранову a.k.a Барн, чьи профессиональные исторические познания, изыскания в научных библиотеках Франкфурта и Хайфы, а также повергающее меня в трепет отличное владение немецким обеспечили доступ к редким и труднодоступным научным материалам.
Александру Куракса a.k.a Серпен, чьи постоянные прогнозы по поводу развития событий в романе неизменно стимулировали автора на неожиданные повороты сюжета.
А также не могу не сказать о тех, кто по ряду причин не появился на страницах романа в качестве «прообраза», но так или иначе принимал участие в его создании:
Влад Контровский, писатель, взявший на себя труд вычитывать и комментировать текст в процессе написания.
Дмитрий Лукин, историк-византинист, чьи переводы латинских хроник, бескомпромиссные замечания и бесценные консультации уберегли меня от многих ошибок.
Богдан Бойчук, владелец и бессменный администратор сетевого ресурса «Интернет-проект „История ордена Храма"» (ИПИОХ), который любезно предоставил свою площадку для литературных экспериментов и морально поддерживал меня все это время.
Упоминаемые в романе блюда таверны © «Черный тамплиер»
©острая приправа «Сарацинский талисман»
©маринованная рыба «Дочь Саладина»
©жаркое «Тамплиер Годдар»
©тушеная баранина «Валамонд»
©пирог «Магистерская башня»
являются изобретением автора. Эти и многие другие рецепты будут опубликованы позже, в специальном приложении «Кулинарная книга тамплиеров».
Перевод с латыни студенческой песни «Carmina Burana. Прощание со Швабией» — © 2007 Шломо Крол.
Все прочие включенные в текст переводы средневековых хроник и исторических трудов с английского, немецкого, французского и латыни — © 2007 Александр Трубников.
Для целей настоящей книги безразлично, имело ли место в реальности то или иное событие, важно другое — как оно описывается в источниках.
Пролог
Священная Римская империя, королевство Бургундия (Арелат), епископская область Гренобль, 1229 год от Рождества Христова, третий день рождественских Святок (27 декабря)
Над санями, исходя паром, бугрились освежеванные кабаньи туши. Добыча охотников была знатной — две свиньи и три матерых секача. Вслед за санями, шатаясь от усталости, шагали сервы-носильщики, несущие на жердях четырех оленей, чьи окровавленные рога, цепляя землю, оставляли в снегу глубокие розоватые борозды. Сразу же за главными трофеями, в окружении едва живых после многочасовой травли собак, двигалась пестрая кавалькада, которую возглавлял граф Вьеннский, Гуго Второй Колиньи-ле-Неф.
Время от времени сержанты-загонщики прикладывали к губам рожки и трубили, заставляя немногочисленных прохожих, спешащих засветло возвратиться в город, сходить с утоптанной дороги, уступая путь графскому поезду. Крестьяне, бургеры и монахи провожали добычу откровенно завистливыми взглядами — мясо на столах небогатых простолюдинов появлялось разве что по праздникам.
Демонстрация трофеев была не только данью тщеславию владетельного сеньора, но и выполняла важную политическую роль — граф возвращался с охоты из лесов, принадлежащих гренобльскому епископу, за которые его род вел многолетнюю тяжбу. Королевство Бургундия, или, как его называли франки, Арелат, было частью Священной Римской империи, однако земли, расположенные с французской стороны Альпийского хребта, мало зависели от германского монарха, а давнишняя борьба пап и императоров за инвеституру — право назначать епископов в землях империи — не минула и этих мест. Титул графов Вьеннских и Гренобльских был, милостью Фридриха Гогенштауфена, короля Бургундии, пожалован роду Колиньи, но сам город и лежащие вокруг него земли принадлежали епископу, рукоположенному папой, поэтому в окрестностях города графу принадлежал лишь старинный замок, к которому как раз подъезжали охотники.
Не успел охотничий поезд втянуться в проем надвратной башни, как оттуда, в сторону возвышающихся неподалеку городских стен, помчались посыльные. По давно заведенной традиции граф Гуго, три года назад унаследовавший звучный, но малоприбыльный титул, на Святки, после удачной охоты, сзывал всю местную знать на большой праздничный пир. Граф был известен своим хлебосольством и с соседями не враждовал, поэтому никто из приглашенных не ответил ему отказом.
Едва над снежными шапками лежащих невдалеке альпийских хребтов поднялась большая полная луна, как в сторону замка потянулись сопровождаемые свитой всадники и поставленные на полозья повозки, в которых прибывали на пир светские нобили, священнослужители, рыцари и даже богатые гренобльские бургеры, которым граф сдавал в аренду свои бургундские владения.
По той же традиции ворота замка оставались открытыми на всю ночь, дабы любой проезжающий мимо путник мог воспользоваться графским гостеприимством. Если таким гостем оказывался простолюдин, то его — после придирчивого допроса капитана усиленной по такому случаю стражи — препровождали вовнутрь, кормили вместе со слугами и укладывали спать на сено, заготовленное на зиму для лошадей. Если же путник был благородного происхождения либо имел на одеждах красный матерчатый крест исполняющего крестоносный обет пилигрима либо, того пуще, воина-крестоносца, его немедленно препровождали к праздничному столу. Там, в большом зале, расположенном на первом ярусе старого приземистого донжона, в двух огромных очагах, целиком нанизанные на вертела, под присмотром стряпух жарились туши взятых на охоте оленей, а рядом на железных решетках шипела сочная свинина. Гости сидели на длинных скамьях, а слуги, бегая между жаровней, подвалами и столом, выставляли на длинные столы тарелки с нарезанным хлебом, миски с готовым мясом и кувшины бургундского вина — источник благосостояния дома Колиньи-ле-Неф.
Пир был в разгаре. В честь щедрого молодого графа произносились бесконечные здравицы, слух знатных господ услаждал вытребованный специально по этому случаю из далекого лангедокского города Альби трубадур, а в перерывах между балладами по залу, потешая присутствующих, скакал знаменитый своими похабными выходками графский шут. Угощение было сытным, вино — хмельным, а обстановка за столом — дружеской и непринужденной. Даже несгибаемый епископ Гренобля, с огромным трудом согласившийся приехать на пир, настолько размяк от обильного угощения, что после очередного хвалебного тоста, пригубливая из кубка терпкое бургундское вино, почти всерьез стал задумываться, а не решить ли эту проклятую тяжбу с графом миром да не уступить-таки ему половину оспариваемого леса.
Застолье, несомненно, удалось. Однако для полного ощущения рождественского праздника не хватало, пожалуй, лишь заплутавшего путника, который, будучи приглашен к столу, мог бы, в благодарность к хозяину, рассказать какую-нибудь занятную и поучительную историю о далеких заморских странах.
Словно исполняя невысказанное желание графа, едва колокол далекого кафедрального собора отзвонил к полунощной, на пороге зала появился алебардщик, несущий службу на входе в донжон.
— Ваша светлость, — обратился он к хозяину пира, — там на входе какой-то крестоносец дожидается.