День за днем поднимались все выше по склону горы римляне. Легионеры валили лес, таскали камни и бревна. Укладывали насыпи, делали настилы, теперь они уже не срывали горы, а горы строили – соревновались с самими богами.

Первым делом Траян приказал сделать настилы и поставить на них метательные машины, собранные со всех легионов (было их не меньше сотни), и обстреливать даков, что обороняли стены. Катапульты метали копья, баллисты – камни в полталанта и пылающие головни. Поначалу этот шквал согнал защитников со стены. Но, кроме машин, стреляли еще балеарские пращники и нумидийские стрелки, метали дротики легионеры, так что защитникам было и носа не высунуть. В это время другие легионеры валили деревья в окрестных лесах, обрубали ветви, подтаскивали окоренные стволы да камни, расширяя террасы, бывшие некогда жилыми, подпирали их бревнами и сооружали дополнительные настилы. Подкатить башни на колесах по склону здесь бы ни за что не получилось, но Траян рассчитывал построить неподвижные башни на ближних террасах выше стены и вести огонь из катапульт и баллист сверху, чтобы очистить стены от защитников. Тогда по приставным лестницам легионеры смогли бы взобраться наверх – тридцать футов кладки – не ахти какая высота. Идти же на штурм без подготовки Траян не собирался: в этом случае в легионах будут слишком большие потери. Время пока терпело – заканчивался июнь.

К тому же Траян, как и планировал, воздвигнул стену защитную – высокий частокол и деревянные караульные башни, – чтобы в другой раз не могли даки так легко подобраться к осаждающим. Однако брать город измором было глупо – запасов в Сармизегетузе имелось до следующей осени, вода подавалась по трубам из родников сакральной зоны, а если и перерезать водопровод – то дожди в этих местах так часты, что собрать воду в цистерну не составило бы труда, это не Масада, где дождь кажется милостью богов.

Две деревянные башни меж тем росли и по высоте уже достигали стенных зубцов. Но даки тоже не сидели без дела и, как только прекращался обстрел – а машины никак не могли стрелять непрерывно, – начинали наращивать стену, в то время как другие стреляли из своих осадных машин пылающими головнями и пытались поджечь деревянных монстров. Римлянам приходилось закрывать башни шкурами и все время обливать их водой. Тогда дакийские лучники находили новую добычу – и то один фабр, то другой падал, получив стрелу в незащищенное бедро или руку. Легионные госпитали были переполнены ранеными. Так длилось это соревнование стрелков – день за днем, и каждый день растягивался до бесконечности. А когда день заканчивался, даки работали ночью в темноте, порой действуя по интуиции и на ощупь, наращивая уже имевшиеся стены. Сразу новую каменную кладку возвести они, конечно, не могли, но устанавливали столбы и натягивали на них оленьи, воловьи да лошадиные шкуры. Шкуры обливали водой, так что пылающие головни, которыми забрасывали стену римляне, не могли поджечь защиту, а камни пружинили и отскакивали, стрелы застревали, и лишь копья из катапульт рвали кожи на куски. И все же под этой сомнительной защитой мастера могли теперь работать днем и ночью. Так что теперь римляне и даки соревновались в скорости – кто кого опередит – строители оборонительной стены или строители штурмовых башен.

Адриан уже не сомневался, что осада Сармизегетузы продлится не одну неделю, возможно даже – месяц. Подступ к западным воротам столицы – единственный удобный подъем – даки охраняли день и ночь. Едва легионеры попытались придвинуть сюда таран, как со стен на них обрушились камни, а следом – огненные снаряды, фабры отступили, бросив таран, и даки его благополучно сожгли. Теперь перед воротами грудой лежали обломки машины и хитиново-черные обгорелые тела тех, кто не сумел удрать.

Фабры пытались заставить пленных даков таскать камни, но те отказывались наотрез, просто ложились на землю, и никакие побои не могли заставить их подняться. Они предпочитали умереть под пытками, нежели помогать рушить стены своей столицы.

Приск, явившийся к загону для пленников в поисках подходящего проводника, вдруг услышал знакомый голос, взывавший к Замолксису. Крики дака прерывались руганью фабра, но все равно дакийский бог услышал несчастного: потому что парня, которого немилосердно избивал фабр, центурион узнал сразу. Это был его бывший охранник, Рысь.

– Прекратить! – остановил истязание Приск. – Этот человек мне нужен.

– Зачем? – изумился фабр.

– Он наш проводник. Приказ легата Элия Адриана! – Приск помахал в воздухе дипломом с печатью императорского племянника.

Фабр оглядел диплом и вернул центуриону, даже не стал читать. Но и спорить тоже не стал. Приска он знал в лицо и слышал, что этот центурион ходит в любимцах у нового легата легиона Минервы.

Фабр отступил, а Приск ухватил Рысь за ворот рубахи и поволок за собой. Спустившись на другую террасу, обширнее первой, Приск остановился. Рысь тут же уселся на землю, попытался стереть с лица кровь, сплюнул, опять-таки кровью, и спросил:

– Чего надо-то?

– Идти сможешь? – Центурион снял шлем с поперечным гребнем. – Узнаешь?

– Приск? – Рысь изумился. – Значит, жив? А говорили – ты замерз в горах.

Похоже, парень обрадовался встрече. Только с даком – как с волком – надо держать ухо востро. Даже когда тот улыбается. Вернее – особенно когда тот улыбается.

– Идти сможешь? – повторил Приск свой вопрос.

– Я был ранен в руку и совсем легко – в голову, идти могу. Вопрос – куда идти.

– Если отпущу, сможешь убежать к своим?

Рысь задумался, огляделся, потом покачал головой:

– Нет, не сумею. Тут повсюду ваши. Сразу убьют. Вот если бы пробраться дальше на север, там есть дороги.

– Хорошо, я помогу тебе пробраться на север. Но сначала покажешь нам тропы вокруг Сармизегетузы.

– Зачем? – Рысь насторожился.

– Я ищу пару террас, подходящих для того, чтобы поставить наши войска.

– Предательство! Не пойду. Ищи сам! – огрызнулся Рысь. Ссутулился, обхватил руками колени, всем своим видом показывая – дак не сдвинется с места.

– Какое предательство? Всего лишь террасы, Рысь!

– Предательство. Можешь меня убить.

Приск задумался. Как же заставить парня сделать то, чего он делать ни за что не хочет?

– А Саргецию покажешь? – произнес он наугад название, записанное и хранимое фальшивым Монтаном. Обрывок пергамента отдал ему Фламма. Но, что означает запись «Саргеция», Приск не ведал. Не знал даже – что это, город или…

– Реку? Зачем? – удивился Рысь.

Приск мысленно возликовал. Но постарался не подать и вида, нахмурился, придал лицу озабоченное выражение, вздохнул.

– Здесь, в Дакии, у меня есть женщина и ребенок. Так вот, они жили прежде на берегу этой реки. Она мне сказала название, когда мы прощались. Я не хочу, чтобы легионеры ее обесчестили и забрали в рабство вместе с моим сыном. Хочу их спасти.

Приск говорил так искренне, что Рысь ему тут же поверил. Да ведь это и не было ложью. Почти не было. Приск и в самом деле хотел найти свою царевну – что ни день, осматривал клетки с пленными. Но царевны не находил. Наверное, она укрылась в столице, как сказал Архелай.

– Хорошо, реку покажу, – согласился Рысь. – А потом ты меня отпустишь?

– Даю слово! – воскликнул центурион.

Он в самом деле решил отпустить пленника – всегда можно сказать, что проводник сбежал, – подобное никто не проверит. Да и не станет никто проверять, если легионеры найдут клад. А перед Рысью он был в долгу.

Глава II

Клад Монтана

Лето 859 года от основания Рима [417]

Горы Орештие

– Собирайтесь, друзья! – Зайдя в палатку, Приск помахал выданным Адрианом дипломом. – У нас поручение – искать новую дорогу к столице.

– А чем плоха старая? – спросил Кука. – Или мы будем искать не дорогу, а нечто более ценное… К примеру, красотку на букву «з»? – хмыкнул Кука.