— Да, Агабича приказала помочь и показать, как верно сделать.

— Ну, показывай.

Вода была прохладной, но я всё равно с удовольствием вымылась. За время пути, всё что мне удавалось, это умыть лицо, руки и обтереть тело влажной тряпкой, скрываясь за пологом, натянутым между двумя лошадьми.

Здесь же вместо мыла мне дали щёлок, приятно пахнувший травами, а волосы трижды сполоснули подкислённой водой. Бута, чьё имя означает обуза, помогла мне сполоснуться, а после, когда мы вернулись в выделенную для меня коморку, больше часа расчёсывала мои волосы.

— Красивые и мягкие, словно шёлк у господина на халате, в котором он встречает важных гостей.

— У тебя тоже красивые, чёрные как ночь, — произнесла, так и не открыв глаза, наслаждаясь нежными касаниями ручек Буты.

— Такие у всех есть…

— Идём! — визгливый женский голос прервал маленькую девочку, разрушая тишину и долгожданное умиротворение.

— Похоже это за мной, — хмыкнула, поднимаясь, я поправила на себе кусок ткани, в которую меня укутали после мойки, — Бута, приятно было познакомиться.

Меня привели в большое по меркам тех что я уже увидела помещение. Стены и пол которого были обиты и выложены пушистыми коврами так, что даже крохотного кусочка камня не было видно. Горы подушек вдоль стен были разложены в странном порядке, на них и разместились полулёжа Мерген, Ильшат и ещё одни незнакомый мужчина, который стоило мне войти, уставился пронизывающим взглядом, от которого по моей спине пробежал неприятный холодок.

— Как? — довольно улыбнулся Мерген, заметив во взгляде мужчины, удовлетворение.

— Тридцать.

— За прекрасный цветок? Сто

— Это ещё колючка пустыни, а не цветок — сорок.

За дальнейшим торгом я уже не следила, с брезгливостью смотрела на трёх мужчин, лежавших на подушках, потягивающих что-то из кубков и понимала, что лучше смерть, чем такая жизнь.

Только спустя час, когда ноги уже не держали, мужчины наконец сторговались. За сколько меня продали, я не знала, да было и неинтересно. Какая разница, всё равно я или сбегу, или... лучше пока не думать об этом. Незнакомец, на удивление шустро для своей комплекции, вскочив с подушек, взял меня за руку и вывел на улицу, где нас уже поджидала повозка, крытая тканью, защищая от солнца.

— Мне сказали, что ты знаешь наш язык, — тихо, но требовательно произнёс мужчина, сжав пальцами подбородок, повернул мою голову к себе и внимательно осмотрел, — скажи.

— Пошёл ты!

— Строптивая, — довольно рассмеялся мужчина, приказав рабам двигаться.

Глава 14

— Ильшат говорил, привёз тебя издалека, — продолжил беседу мужчина, — говорил там все девушки такие, но ты особенная.

— Не все, — спешно ответила, опасаясь, как бы в Ручейки опять не наведались за новыми гуриями.

— Говорил, язык знаешь… не верил ему, — усмехнулся толстячек, — теперь ему дозволят с наместником встретится, подарок такой сделал, добился расположения господина.

— Значит, он вёз меня столько времени из-за благосклонности наместника? Зачем? — не выдержала я, с недоумением взглянув на мужчину.

— Как же, ближе к наместнику и сыто, и богато. Скоро набег, а там можно и место хорошее занять, тем, кто первым в город вступит, всегда больше богатств достаётся.

— Хм... дальновидный, — со злой усмешкой бросила, — А те монеты кому?

— Менгеру конечно, он же тебя продал, — хмыкнул он, забавляясь моей глупостью.

— Бред какой-то, — простонала, опрокинув голову к себе на руки.

— Где язык учила? В рабынях ребёнком была? — вдруг требовательно спросил мужчина, больно стиснув мою ладонь.

— Нет! Мама учила, — солгала, выдернув свою руку, я бросила яростный взгляд на сумасшедшего.

— Значит выкупленная была мать и умная, раз научила высшему знанию свою дочь, готовила тебя, — с удовлетворением протянул он, откинулся спиной на подушку и больше ни слова не произнёс, что несказанно меня радовало.

Добирались до места, казалось, вечно. В закрытых носилках было нестерпимо душно, от толстяка пахло потом, чем-то кислым и благовониями так, что уже через час у меня разболелась голова. От мерного покачивания тошнило, и чтобы хоть как-то прийти в себя, я пыталась вслушиваться в шелест волн, но громкий храп спящего мужчины не давал это сделать. Попытка сбежать не удалась, выглянув за палантин, я едва не ткнулась носом в охрану, грозный мужчина в два раза шире и выше Ильшата, сопровождал нас и, думается мне, что был не один. Выругавшись про себя, я ещё какое-то время поглядывала на проплывающие мимо невысокие каменные заборы, зелёные кусты с ярко-красными цветами, зарослями ежевики и вьющимся виноградом по деревянным жердям. Но похотливый блуждающий по моему лицу и шее взгляд охраны, загнал меня назад в носилки.

— Кхм... прибыли, — прокашлявшись сообщил проснувшийся толстяк, неведомо как определив сквозь закрытые занавески и продолжающий медленный ход рабов, что наш выматывающий путь наконец завершился.

Но действительно, уже через минуту, носилки остановились, плавно опустились на землю и мужчина, принялся выбираться из них. Судорожно дыша и кряхтя, заваливаясь то в одну, то в другую сторону.

— Идём, я отведу тебя в сераль, там тебя осмотрят, — пробормотал он, дёрнув меня за руку, чуть ли не волоком меня потащил к зданию.

Каменный дом был непохож на дворец султана, но темнее и менее он был большим, светлым с красивыми фресками над окнами и дверью. Зайдя во внутренний двор нас сразу окатило прохладой и снова благовониями, которыми казалось было пропитано всё вокруг. В небольшом дворике росло много красивых цветов, маленькие кустики, высаженные вдоль забора, радовали взгляд своей сочной зеленью и яркостью бутонов. Мощённый камнем двор, был начищен до блеска, в небольших углублениях ещё стояли лужицы, видно, совсем недавно его мыли.

— Калфа Сафие, уведи Акгюль в хамам, — распорядился мужчина, стоило нам войти в небольшое помещение, где царственной особой восседала женщина лет сорока, красивая, но надменная улыбка портила всё.

— Белый цветок? — переспросила она, изумлённо вздёрнув бровь, — ага Башир, она темна лицом, зачем она здесь, разве у нашего господина мало невольниц.

— «Да, да, скажи ему, пусть он меня выгонит» — мысленно обращалась к женщине, надеясь, что мне повезёт.

— Такой нет, — хмуро ответил ага, грозно насупив брови, — и наряд подбери.

— Идём Акгюль, — приказала калфа Сафие, поднимаясь с подушек, брезгливо меня осмотрев, — не один час придётся убирать растительность с твоего тела.

— Хм…, — промычала, не став ничего комментировать, ощущая наивысшую степень раздражения хмурой тётки. Не стоит нервировать лишний раз эту особу, зная, какими бывают мстительными и жестокими женщины.

Идти пришлось немало, петляя по узким коридорам, не единожды поворачивая то в одну сторону, то в другую, я была уверена, что сама точно не найду обратную дорогу, настолько эти коридоры были похожи.

— Заходи. Хандан! — почти беззвучно позвала калфа, но её услышали. Из одной многочисленных дверей этого небольшого помещения выскочила девчушка лет пятнадцати и молча склонилась перед нами.

— Отмыть, убрать лишние волоски, — принялась раздавать приказы калфа Сафие, чуть помедлив добавила, — попробуй отбелить черноту с её лица.

— Будет сделано, — прошептала девушка, ещё ниже склонившись.

— Иди! — толкнула меня в спину женщина, прежде чем покинуть комнату. И стоило калфе исчезнуть из помещения, как девушка, тут же вскинула голову и изучающе на меня посмотрела.

— Хандан, служанка бань.

— Малуша, — оторопело ответила, находясь в шоке от столь резкой смены.

— Нет, как тебя назвал ага?

— Белый цветок, — пробормотала, не вспомнив своё новое очередное имя.

— Акгюль, — перевела Хандан, скривив рот, она неприязненно проговорила, — работы много, поспешим. Запоминай! В джамекян оставляешь одежду, после идёшь в пештемал смывать первую грязь.

Девушка, плавно покачивая бёдрами, шла передо мной, по дороге, объясняя, где что находится и как этим пользоваться. И ни разу не оглянулась, чтобы удостовериться, иду ли я за ней.