– Больно ты хорошо заречные дела знаешь, – заметил Декстр. – Ты солгал. Ты жил среди них не одно лето, а несколько лет. Бывал в долине Алуты, но жил на западе – обретался где-то в районе Арцидавы или Берзобиса, иначе не смог бы пробраться так легко в Сирмий. Что ты натворил? Сражался против нас, попал в плен и бежал? Убил римского легионера? Что на самом деле ты сделал?
– Ничего такого… – огрызнулся Проб. – Да, был я этой весной у Берзобиса. Что с того? Сенека [248] говорил: «Где хорошо, там и родина». А мне всюду плохо – оттого и родины для меня нет. Нечего о предательстве толковать: я сейчас дакам жизни спасаю. Они откупятся и спасутся. И на римлянах не будет их крови. Но коли вы начнете их грабить, мужчины непременно за оружие схватятся – потому что у каждого в укромном месте фалькс припрятан. Кинжалы они в открытую носят, как геты на этом берегу. Будет кровь, смерть…
– Как на той стороне прозывали тебя, Проб? – спросил Декстр.
– Драчун.
– И ты любишь драться?
– В молодости ловко орудовал кинжалом… Но теперь я эти дела оставил, – спохватился перебежчик.
– Пойдешь на ту сторону вместе с нами? – перебил оправдательную речь Проба Адриан.
– У меня есть выбор?
– Нет.
Проб поник. Верно, надеялся на какое-то чудо. Что его обнимут, сожмут в военном приветствии локоть и простят.
Не вышло.
Писцы Бальба расположились в большой светлой комнате со слюдяными рамами в окнах. Каждый из рабов аккуратно вычерчивал на куске папируса ту карту, что Адриан выправил во время последнего похода, – то есть путь от Виминация и Ледераты к долине реки Бистры. Теперь более или менее было ясно, как идти и куда, – но только лишь до долины реки Стрей – а дальше все опять превращалось в одни домыслы и предположения.
На специальном возвышении на досках были раскатаны несколько свитков. На каждом был начерчен кусок карты, причем так умело, что вместе они образовывали одну большую – вся Империя представала на них, все провинции, города, дороги. Но только выглядела она вытянутой – так, будто по ней скалкой прошлась умелая хозяйка. Моря были уменьшены – но не морем же плыть собирался император в столицу Дакии. Зато расстояния между городами были указаны точно, обозначены города и постоялые дворы, станции смены лошадей.
Когда Адриан вошел, Бальб что-то втолковывал нерадивому писцу.
– В чем дело? – Немолодой уже человек повернул к Адриану потное лицо.
Бальб вообще часто потел – даже когда в комнате было не жарко. А сейчас в помещении было не столько жарко, сколько душно, – около двадцати писцов трудились под началом Бальба.
– Я просил сделать пять копий с той карты, где начертана река Алута и перевал Боуты, – напомнил Адриан. – Она еще подписана с изнанки – «Карта Декстра». Ты сделал?
– А, конечно. Пять карт для тебя. Двадцать для императора. И еще столько же для Лаберия Максима. Тогда дайте мне еще хотя бы десяток рабов, умеющих малевать эти карты, а не сочиняющих нечто непотребное…
– Я лично ничего не могу тебе дать, – отозвался Адриан, – я могу только требовать.
– Не слишком ли ты много на себя берешь, Адриан? Ты еще не император, – довольно дерзко ответил Бальб.
– Тогда дай один экземпляр той карты, что ты нарисовал по данным нашего прошлого похода.
Бальб скорчил злобную гримасу, но кусок пергамента с картой выдал.
Адриан вернулся к себе и выложил карту перед Пробом.
– Вот Данубий, вот Бистра, вот Стрей, – показал Адриан нарисованные на карте реки. – В прошлом году мы дошли только сюда. – Палец остановился сразу у Стрея. – Мы не знаем, что там дальше. Бывал ли ты дальше? Скажи.
– Я был здесь. – Палец Проба ткнул в пустоту за синей полосой.
– И что здесь? – спросил Адриан.
– Горы. Хребты, проход меж которыми стережет крепостная стена. Пещеры повсюду. И крепость Красная скала.
– Красная скала? – переспросил Декстр. – Я слышал это название, но саму крепость не видел.
– Она на самом деле красная, эта скала, на которой крепость стоит, – сказал Проб. – Любые войска, что подходят к Сармизегетузе с запада, видно с ее башен как на ладони.
– Большая крепость? – оживился Адриан.
– Не особенно. Где-то триста с небольшим футов на сто пятьдесят. [249]
– Как ее взять? – Ноздри Адриана затрепетали, как трепетали всегда, когда он шел на охоту, вооружившись рогатиной и копьем. На матерого кабана шел.
– Никак, – ответил Проб. – Наверх есть только один подход – с восточного склона. Но там Децебал приказал построить вторую крепость впритык к первой – с каменным основанием и частоколом поверху.
– Ты знаешь немало, – заметил Декстр. – Почему ты сразу не пришел к нам? Почему не сказал, что можешь много чего рассказать об укреплениях? – Декстр не верил Пробу, не верил – и все.
Впрочем, Декстр мало кому верил.
Проб молчал.
– Я могу приказать тебя пытать, – сказал Декстр.
– Не грози… Я скажу тебе все, касаемое крепостей и укреплений… все, что знаю. Но о себе ничего говорить не хочу.
– Оставь его, – приказал Адриан. – Пытка – не лучшее средство. Пусть подскажет – как проще всего подобраться к Сармизегетузе?
– Никак. Простого пути нет. Пройти можно с севера – через долину реки Марис…
– Потом через долину Стрея? – спросил Декстр.
– Нет. Через Стрей хуже всего. Лучше здесь… – Он провел ногтем по кусочку пергамента, продавливая на телячьей коже тонкую полоску русла не обозначенной реки. – Здесь стоят крепости-близнецы. Но они слабенькие. Фактически две сторожевые башни. Взять их ничего не стоит. Как только возьмете укрепления, путь к столице даков Сармизегетузе открыт. [250]
Глава IV
Дурные вести
Обед у Траяна проходил, как всегда, довольно однообразно. Мужчины пили (темп поглощения напитка Вакха задавал сам император), женщины наблюдали за процессом. Плотина с Марцианой тихонько переговаривались, Сабина сидела надувшись и, если Адриан пытался сказать ей что-нибудь игривое, отвечала грубо и невпопад. Поющего дрозда она получила, но игрушка ее позабавила день, от силы два, потом дрозд был заброшен, как и все другие безделки, и Сабина сделалась еще более мрачной. Вообще уныло-недовольное выражение с некоторых пор начало превращаться в маску и портило ее молодое красивое лицо. Адриан же нарочно протягивал ей какой-нибудь кусочек – фаршированное вымя или грудку цыпленка, непременно с двусмысленной шуточкой, когда же она отвечала, смеялся, как будто ему нравилось сказанное. Этот смех, похоже, еще больше злил Сабину.
Но заведенный порядок был нарушен, когда Ликорма ввел в триклиний падающего от усталости бенефициария.
– Этот человек сказал, что привез наиважнейшее сообщение, – сказал Ликорма.
– Прочти! – приказал Траян.
Ликорма сломал печать и зачитал донесение.
В письме говорилось, что варвары вот-вот должны выступить и устроить набег на Малую Скифию.
– Так они напали или собираются? – спросил Траян.
– Собираются, – ответил Ликорма, еще раз пробежав глазами послание.
– Но и мы собираемся на них напасть! – засмеялся император.
Он был уже изрядно пьян. Впрочем, и трезвому было трудно поверить в то, что варвары готовятся напасть на римлян, учитывая, сколько войск скопилось сейчас на лимесе.
Разве могут даки отважиться на что-то серьезное? Скорее всего, речь просто идет о грабительской вылазке. После поражения при Тапае Децебалу так быстро не собраться с силами. А дорогу на Виминаций прикрывает оставленный в хорошо укрепленном лагере в Берзобисе Четвертый Флавиев Счастливый легион, близ Тибуска оборудован лагерь для тысячной когорты. В Арцидаве также остались войска в каменном лагере – около трех тысяч ауксиллариев.