— Будь осторожен! — остерег товарища Приск.

— Я буду нежен, — прошептал Кука и скользнул наружу.

В следующий момент послышался гневный крик, и Кука влетел назад в хижину с расцарапанной физиономией.

— Иди! — указал он на Приска пальцем. — Луций сказал своей красотке, что это должен быть ты.

Она ждала его в небольшой пещере рядом с хижиной, здесь были накиданы еловые ветви и поверх постелена баранья шкура.

Глаза девушки светились в темноте. Как будто она была оборотнем, светлоглазой волчицей.

Наверное, в этой пещере она обнимала Луция, когда была совсем девчонкой. Теперь зрелая женщина, истосковавшаяся по мужской ласке, звала нечаянного гостя.

Ласка пальцев, скользящих по коже, жар дыхания, сдавленный шепот:

— Тебя послал Луций, я знаю.

Ее ногти впились в кожу на спине, зубы — в шею, когда он вошел в нее. Она выгнулась, как лук, у которого до предела натянули тетиву. И зарычала, очень быстро достигнув Венериного спазма.

— Луций… Луций, — повторяла она, требуя все новых и новых ласк.

Они вернулись в хижину только на рассвете. Приск видел, как девушка погладила в очередной раз череп. Видимо, покойный Луций не должен был ревновать свою любимую к своему другу.

Наутро девушка повела их по тропе наверх. На вершине она указала внизу на тонкую светлую полоску.

От вида, что открывался вокруг, захватывало дух. Снега еще не сошли с вершин и сверкали на солнце драгоценными камнями, тогда как ущелья тонули в синем сумраке.

«Если бы я был гениален, как Апеллес, [121] я бы мог это нарисовать», — подумал Приск.

Сердце его забилось как сумасшедшее.

— Вон тропа. Вы бы ее ни за что не нашли без меня. Когда спустимся вниз, я покажу вам проход. Там можно пройти только по одному, максимум по двое. Но вы как раз выйдете позади перевала Боуты.

— А где орел легиона? — спросил вдруг Приск.

Безумная мысль — найти золотого орла и вернуть в Рим — здесь, на вершине, показалась не такой уж и безумной.

— Орла унесли далеко на север, в земли агафирсов, в крепость на реке Марисос. [122]

Приск опустился на удобный выступ, достал таблички и принялся стилем намечать на воске окрестный пейзаж, особо тщательно прорисовывая тропу. Девушка положила сплетенные руки ему на плечо и наблюдала, как он рисует.

— Я видела такой же рисунок. Только лучше, — вдруг сказала девушка.

— Где?

— У Луция. Он делал его до той поры, пока Котизон его не убил.

— Ты же сказала, что твой Луций умер от раны, — напомнил Приск.

— Да, от раны, которую нанес Котизон. Он сбросил нас отсюда.

Она указала вниз рукой.

— Его. Потом меня. Я упала на его тело и потому не разбилась насмерть. Луций умер через несколько часов. Я выжила.

— А рисунок? Где он?

— Котизон его сжег.

Несколько дней Приск рисовал тропу, помечая перевалы, указывая действующие и разрушенные крепости. Подруга Луция проводила их всюду потаенными тропами.

— Похоже, мы можем теперь со спокойной душой возвращаться в лагерь, — сказал наконец Кука.

— А что делать с девушкой? — спросил Приск.

— Возьми ее с собой, посели в канабе…

Но на предложение уйти вместе с ними девушка энергично замотала головой:

— Ну нет! Как же я оставлю Луция одного?! Идите! Я буду ждать вас, друзья Луция! Ведь вы вернетесь! Да?

— Вернемся, — пообещал Приск.

На кровати, застланной шкурой, он оставил серебряный браслет с синими камнями, отмытый от крови в холодном ручье.

— Какую награду ты потребуешь от Адриана за этот чертеж? Сколько золотых? Чин центуриона? — допытывался на обратной дороге Кука.

Что награда будет щедрой, оба были уверены: Адриан назвал их своими клиентами, они ему будут служить, рискуя жизнью, он — продвигать их по службе и награждать. Так поступали все и всюду: продвигали своих людей, выпрашивали у императора должности через знакомых и родственников.

Приск на миг задумался, вспомнил слова Валенса, что центурион для Корнелия господин и бог. Кто знает, быть может, удастся уговорить Корнелия отдать дочь в сожительницы центуриону — молодому центуриону, который в будущем может дослужиться до примипила и в конце концов до префекта лагеря, тогда как Валенс так и уйдет в отставку командиром пятьдесят девятой, самой младшей центурии.

— Возможно, — кивнул Приск.

— Великолепно! У нас будет личный центурион. А мы все станем бенефициариями! — оптимизма Куке было не занимать.

Однако рано мечтал Приск о наградах.

— Чин центуриона? Нет, невозможно, — отрезал Адриан. — Вы все только что проштрафились. По закону вас должны были лишить звания легионера и перевести во вспомогательную когорту, это милость, что вам разрешили остаться в легионе. Бенефициариями вас не сделают, но Наталис обещал вас держать как иммунов — не отправлять в караул и на работы по лагерю. В Риме создается служба разведки, стыдливо названная службой фрументариев. Думаю, через несколько лет вас вполне могут перевести в Рим.

— Никто не может сделать центурионом мальчишку, который отслужил всего два года, — заметил Валенс. — Ты попросту угробишь свою центурию и погибнешь сам. Чему ты научишь подчиненных? Как будешь командовать?! Что станешь делать в бою?

— Сколько я должен отслужить? — спросил Гай.

— Десять лет. Или минимум пять, если будет большая кампания. Тогда тебе передадут мою самую последнюю центурию в легионе.

Валенс скривил губы: если бы не его любовь к Вакху, он мог бы дослужиться до примипила.

— Здесь сорок тысяч сестерциев. — Адриан выложил перед Приском четыреста золотых. — На обмундирование центуриона. Они будут дожидаться тебя в легионном хранилище. Заберешь, как только ты заслужишь чин в боевой обстановке.

Сорок тысяч! У всех загорелись глаза.

— Не забудь составить завещание, — напомнил неожиданно Молчун. — Чтобы мы поделили твои денежки, если даки отпилят тебе голову.

Голова…

Приск прищурился.

— Кое-что еще, Адриан. Одна просьба. Не чин и не повышение…

— Золота больше не дам.

— Не деньги. Нет… Отдай мне голову Авла Эмпрония. — В голосе Приска послышалась мольба. Никого и никогда он так не просил.

Глава VI

Траян в Риме

Осень 852 года от основания Рима [123]

Рим

Известие, что Траян возвращается наконец в Рим, пришло в столицу в начале октября 852 года. Город переполошился. Все ждали перемен и гадали — каких.

По Риму ползли слухи, что новый правитель задумал какое-то особое действо. Прежде принцепса прибыли его доверенные люди, заняли Палатинский дворец, преторианцам велено было оставаться в лагере. Многие аристократы выехали встречать императора — ждали за сто миль от Города. Траян прибыл в Рим только к концу месяца. Он шел по своей столице, по запруженным народом улицам, по узкому проходу, что оставила для него его личная стража, на Форум, в центр мира, в Сенат.

Траян назвал сенаторов коллегами и обещал всем свободу.

Все гадали, что это значит. Сенаторы — подтвердит ли новый принцепс обещание Нервы не казнить отцов-сенаторов без приговора самого Сената. Преторианцы — велики ли будут донативы нового императора — ведь наградные Траяна так и не были выплачены. Римский плебс надеялся, что увеличат бесплатные раздачи хлеба, вина и масла и запишут новых детей в списки на пособие. А главное — сулят ли грядущие годы правления мир или войну, а если войну, то где и какую, будут ли игры, пиры и другие раздачи, и какие тессеры раздадут в театре, а какие — в амфитеатре Тита.

Через месяц Траян велел арестовать всех доносчиков по заранее составленным спискам.