Проскакав около мили, центурион заметил впереди стоящего у обочины жеребца: это его Резвый, выдохнувшись после скачки, пытался щипать траву, но мешали жесткие удила.
– Ты отличный вояка, центурион, – заметил Лонгин, когда Приск вернулся к отряду, пересев на Резвого (центурион привязался к строптивому жеребцу и не хотел менять его на другого скакуна). – Но вот чем тебе точно надо заняться – так это верховой ездой.
– Да, как только будет время…
– Раньше, чем ты думаешь. Завтра остановимся на почтовой станции. Я останусь. А ты поскачешь вперед – предупредить трибуна [343] Марка Требония о том, что я прибываю.
– Зачем? – не сразу понял Приск.
– Пусть подготовится к моему приезду. Не люблю являться нежданным гостем к друзьям. Что хорошего, если ты зайдешь в дом, а хозяин пьян, хозяйка с любовником, а рабы обжираются в хозяйском триклинии [344] ?
Лонгин похлопал центуриона по плечу, давая понять, что знает о положении дел в Дробете и так. Некое панибратство, порой демонстративное, удивляло в Лонгине. Однако Приск не сомневался, что в нужный момент легат сумеет обозначить расстояние между собой и подчиненными. Молодому же центуриону льстило такое почти дружеское отношение, тем более что по происхождению они были ровней – вот только отцу Приска «повезло» угодить в немилость Домициана. Теперь Судьба одаривала сына «врага народа» [345] шансом на удачу, только рядом с удачей холодной тенью, не отставая, шагала смертельная опасность.
Но это не могло остановить центуриона.
Глава II
Старые друзья
Сентябрь 857 года от основания Рима
Дробета
К Дробете Приск подъехал уже далеко за полдень, хотя и спешил.
Город под боком крепости разрастался быстро. В первую кампанию войны с Децебалом Траян поставил на берегу Данубия, кроме крепости, еще и временный лагерь легиона, и теперь главные улицы лагеря послужили основой кардо и декумано будущего города, а земляные валы и частоколы охраняли жителей от варварских набегов. Однако, как ни велик был лагерь целого легиона, поселок в эти стены вместиться никак не мог. Поэтому одну из стен снесли, освобождая растущий организм от неудобных и бесполезных свивальных пелен. Мастерские, жилые дома, бани поднялись за пару лет, а теперь строился амфитеатр. Правда, возводили арену в основном легионеры, сейчас они мешали раствор в сооруженных из досок корытцах, подвозили щебень, таскали кирпичи.
Въехав в крепость, Приск первым делом решил зайти к себе, а потом уже обрадовать командира сообщением, что на завтра ему выпала честь принимать легата Лонгина с инспекцией. Поставив жеребца в конюшню и препоручив Резвого старшему конюху (серебряный денарий в задаток за хорошую службу), центурион двинулся к своему домику. Дробета была небольшой каменной крепостью с пятью сотнями гарнизона, и распоряжался здесь военный трибун Требоний. Проживал командир в претории, а центурионы расположились в офицерских домах. В отличие от классического римского лагеря здесь имелось всего два офицерских дома – в каждом общий двор, куда выходили двери отдельных комнат. Приску в одном из домов досталась комната с кладовой. Пройдя к себе, центурион повесил мешок с привезенными вещами на гвоздь в кладовке и отворил дверь в комнату.
Он почти не удивился, когда увидел, что на его кровати спит какой-то варвар, внаглую укрывшись одеялом центуриона. А на полке над кроватью – вещи этого варвара – свернутое походное одеяло да легионерский шлем, начищенный до блеска.
– Оклаций сейчас принесет жареной оленинки. Жирная оленинка, с хрустящей корочкой, вчера только по лесу бегала, – сказал наглец, потом перевернулся на другой бок и сладко потянулся.
– Тиресий, мерзавец, что ж ты с охоты да на постель!.. – возмутился Приск.
– Не волнуйся, я грязи тебе не натащил, или ты не видишь – я только из бани. После охоты – баня – первое дело!
– У тебя что, своей постели нет?
– Извини, друг, но легионерские казармы здесь дерьмо, маленькие мышиные норы, с твоими покоями не сравнить.
– Казармы как казармы. К тому же есть отдельная для бенефициариев [346] .
– У тебя все равно лучше.
– Ты хотя бы велел себя побрить.
– А если снова на дакийский берег идти? Бороду, сам знаешь, за день не вырастишь.
Тиресий сбросил одеяло и сел. Судя по тому, что его патлы и борода торчали во все стороны, он в самом деле был только-только из бани. Нестриженый и небритый, Тиресий вполне мог сойти за простолюдина-дака, которых римляне называли коматами, то есть волосатиками. Разве что слишком темен волосом – даки в основном светловолосые да голубоглазые, хотя, с другой стороны – и темноволосых среди варваров на той стороне реки полно – в жилах многих течет кровь полонянок, увезенных даками из приморских колоний.
– Слыхал от Оклация: ты ездил в Берзобис по личному делу. – Тиресий вновь потянулся.
– Да, искал бедняжку Флорис.
– Но не нашел…
– Не нашел. – Приск уселся на соседнюю кровать, где обычно спал Оклаций, шустрый мальчишка из Эска, после войны оставшийся при молодом центурионе в качестве порученца-бенефициария. – Ты недавно с той стороны, все лето на северном берегу пробыл. Что там?
– Так я тебе и сказал! Мои сведения для ушей легата Лонгина.
– Я ехал в Дробету вместе с Лонгином, нас чуть не захватили даки, – бросил Приск небрежно.
– Все равно ты – не он. Меня на такую наживку не возьмешь, – отозвался Тиресий. – Захочет Лонгин, чтобы я тебе рассказал, что знаю, – расскажу. Нет – не тебе, значит, выпало очко Венеры [347] .
– Ага! Старой дружбе конец?
– Ну зачем же так сразу – и в мечи? У тебя отличная комната, как я могу с тобой не дружить? – хитро прищурился Тиресий. – Но у меня приказ: сведения лично передать Лонгину. Только ему. Да ты не печалься: у нас на обед шикарная оленина, пока с докладом ходишь к Требонию, как раз прожарится. Так что поторопись.
– Тогда другое скажи: Скирона на той стороне не нашел?
Тиресий отрицательно покачал головой.
Скирон, засланный еще до начала первой кампании на дакийскую сторону изображать римского дезертира, поначалу доставлял важные сведения и даже однажды повстречался прежним соратникам, помог Малышу спастись, а Валенсу передал сообщение о численности дакийской армии. Но потом Скирон исчез, будто в Лету канул. Центурион Валенс, правда, утверждал, что Скирон должен находиться в Пятре Рошие. Да только в этой крепости никого, кроме самого командира да парочки старых коматов, Приск не видел, когда вместе с Адрианом поднялся на Красную скалу. Погиб Скирон? Или ушел на север вместе с другими римскими дезертирами? Или позабыл, зачем его на ту сторону посылали? Ответа не было. Кажется, только старые друзья, особенно Малыш, который Скирону был обязан жизнью, и помнили о нем, пытались найти.
– А где Оклаций?
– Я же сказал: оленину жарит. Ковырялку дать? – Тиресий вытащил из кожаной сумки серебряную зубочистку, закругленную ручку которой использовали для чистки ушей. – Не хочешь? Как знаешь… – И Тиресий принялся ковырять в ухе.
Приск покачал головой: надо же, как тишина на лимесе расхолаживает ребят, вмиг забывают о божественной Дисциплине. Центурион вздохнул еще раз, тяжелее прежнего, и направился к военному трибуну Требонию с докладом.
– Что?! Лонгин приезжает? С инспекцией! Завтра?! – заорал Требоний, едва услышал новость.
– Завтра утром. Легат собирался выехать с почтовой станции вечером, чтобы внезапно нагрянуть в крепость утром, – выдал центурион заранее приготовленную басню.
– Почему… Почему я узнаю об этом так поздно?! Почему?! – Требоний голосил так, будто ему ткнули раскаленным прутом в мягкое место.