Они сыпали льстивыми фразами наперебой, потом наперебой, распахивая скрипевшие на медных крюках двери, бежали показывать приготовленные для царя комнаты.
Впрочем, в предназначенных для него покоях царь не стал задерживаться, внимательно осмотрел весь дворец, заглянул и на склады, где, к своему изумлению, обнаружил не только присланные из Апула мешки с золотом, но и греческие амфоры, хранящие клейма торговых домов с Родоса и Коса.
– Что здесь? – поинтересовался Децебал у одного из шустрых греков.
– Вино, могучий царь. Крепчайшее вино с Коса из сушеного винограда.
– Зачем?
– Раны промывать, чтоб не поселялась в теле лихорадка, – тут же нашелся грек.
– Много же ты, полагаешь, будет у нас раненых?
– Очень много, могучий царь…
– А масло тоже с Коса привез?
– Лучшее масло в мире, могучий царь… Видел бы ты оливковые рощи этого плавучего сада в Эгейском море! На соленые озера зимой прилетают розовые фламинго. А вода в море так тепла, что горячее человеческого тела… и в воде бьют серные источники… и…
«Сколько же из моей казны украл этот шустрый грек? – пытался мысленно прикинуть Децебал. – Наверняка столько, что хватит на большое поместье на этом самом острове…»
– У твоего острова есть один недостаток, – скривил губы повелитель даков.
– Какое же, могучий царь?
– Его легко ограбить!
У грека сделалось такое растерянное лицо, что Децебал не выдержал и расхохотался.
Здесь, в Аргедаве, условился Децебал встретиться не только с младшим братом Диегом, но и с вождями роксоланов и бастарнов, что обещали выступить в поход к исходу лета, дабы заставить Траяна забыть о дальнейшем движении на Сармизегетузу. Но хитрые вожди и царьки все тянули с исполнением обещаний и дождались глубокой осени. Теперь их главной задачей было ударить на Малую Скифию, когда река замерзнет, и оттуда по римскому берегу Данубия-Истра двигаться на запад, наводя ужас на римских поселенцев и поднимая местные племена на восстание, ну а тех, кто не поднимется, – грабить и уводить в рабство.
Сама идея набега Децебалу не нравилась. Когда-то царь полагал, что будет править иначе – не так, как Буребиста, и уж точно не так, как дядюшка Диурпаней. Будет вести политику хитрее и тоньше. Не грабить, а брать под свою руку – вот что должен делать правитель здешних земель, требовать дани и подчинения, а не сдирать шкуру. Но после того, как Траян пожаловал в горы и едва не добрался до Сармизегетузы, было уже не до воплощения прежних мечтаний, которые хорошо лелеять сидя где-нибудь на Красной скале, обозревая с башен синеющие вдали горные хребты и расспрашивая Таура о том, как быстро возводят стену в долине. Надо было спасать от жадных римских лап свою страну, и Децебал вынужден теперь натравливать на соседнюю Мезию диких бастарнов, карпов, сарматов. Все, кто готов прийти, чтобы грабить и убивать, должны были отправиться грабить и убивать.
Однако к тому времени, как Децебал прибыл в Аргедаву, здесь ждал его только Диег. Впрочем, занятие у младшего брата имелось – охранять прибывшее из Апула золото – Децебал собирался подтвердить союз хорошей платой.
А раз золото здесь, то рано или поздно нищие царьки слетятся на дележку «подарков», как осы на мед. Желтый блеск золота все любят. И все же порой даже золото не заставляет этих глупцов признать единую власть Децебала. Когда-то отец Децебала Скориллон, дабы показать, как перед внешней опасностью объединяются прежние враги, выпустил из загородки двух злобных псов. Те тут же вцепились друг в дружку. Но, как только привели волка, собаки, позабыв о прежней ссоре, накинулись на серого хищника. Посему, объяснил своим воинам Скориллон, не стоит нападать на римлян, когда те грызутся друг с другом, – пусть враждуют дальше, пусть становятся только слабее. То был год четырех императоров [216] – время раздора, мятежей, убийств. Скориллон был уверен, что в случае нападения на границы Империи римляне объединятся и уничтожат даков.
Так почему же теперь дакийские племена не объединяются против Траяна? Почему не забывают личных обид, почему не кидаются все сообща на смертельно опасную капитолийскую волчицу?
К вечеру, будто ведая о том, что царь Дакии уже прибыл, появился в Аргедаве Сусаг, пока, правда, без боевых дружин, зато с многочисленной свитой. Этот царек был известен своей жадностью, а также поразительной удачливостью – из любой, даже самой безнадежной ситуации он выбирался целым и невредимым, да еще непременно с добычей.
Сусаг поклялся, что к походу готов, что выступит с первыми морозами и перейдет Данубий вместе с Диегом. Децебал со своей стороны заверил, что выкупит у Сусага всю добычу по самой высокой цене. И заплатит за все золотом.
– Готовь много золота, могучий царь! Очень много золота! – Сусаг оскалился, что должно было означать улыбку.
Верно, в мечтах он уже хватал и тащил пленников, греческую посуду, ткани, амфоры с зерном.
После встречи с Сусагом Децебал велел позвать Ремокса к себе.
– Останешься сегодня со мной и разделишь трапезу, – сообщил парню Децебал.
В ответ Ремокс не очень уверенно поклонился.
– Я не пилеат, могучий царь…
– Хочешь сказать – ты не знатен? Мне нет дела, знатного рода ты или нет. Будешь хорошо служить – возвышу так, что пилеаты станут тебе завидовать.
– Я буду служить, – сказал Ремокс, но почему-то не добавил слово «хорошо».
– Ты знаешь долину, можешь сказать, сколько народу и где живет?
Ремокс вновь кивнул, правда, не слишком уверенно.
– Что молчишь?
– А что мне говорить? – ответил Ремокс. – Ты и так все на свете знаешь, царь.
– Поедешь вместе с Везиной – его я поставил во главе ополчения. Будете набирать людей в долине. Римляне, коли пришли, не успокоятся, пока не полягут все на нашей земле. Бери из деревень самых молодых да дерзких, веди сюда, в Аргедаву. Везина каждому заплатит из моей казны за год службы вперед. У Везины есть римские дезертиры, есть доспехи, оружие… Ты видел людей в моей свите? Людей таких же, как ты, без оружия?
Ремокс кивнул.
– В каждой деревне я, проезжая, брал по одному человеку и так набрал шестьдесят. Как орел выхватывает рыбу из реки, так я выхватил вас из мирной жизни. Каждый соберет центурию. Все вместе – легион. Один легион римского строя у меня уже есть, весной станет два, мы встретим римлян в долине и не пропустим в горы. Римские новобранцы тренируются три-четыре месяца. У нас впереди зима. Еще будут лучники и всадники. Роксоланы-катафрактарии [217] с нами в союзе. Зимы нам хватит, чтобы создать армию. Мы встретим римлян и победим в большом сражении.
– В открытом поле? – недоверчиво спросил Ремокс.
– Мы встретим их там, где они этого не ожидают. Мне пришлось оставить Арцидаву без боя, а сильнейшую крепость Берзобис оборонял лишь отряд моей гвардии, потому что люди долины, вместо того чтобы идти в ополчение, попросту разбегались перед римлянами. Равнина делает смельчаков неженками. Надеюсь, не всех. Ты ведь не неженка, Ремокс?
– Я сражался с римлянами летом. Нас разбили.
– В этот раз мы победим.
– Люди в долине Алуты не хотят воевать, – сказал вдруг Ремокс.
– Не хотят? Заставлю, – ответил Децебал, ни на миг не запнувшись. И рассмеялся своей шутке.
Ремокс сглотнул, и слова, уже готовые сорваться с языка, застряли в горле. А хотел он сказать, что по деревням все коматы говорят одно и то же: что под Децебалом жить, что под римлянами – разницы нет. Но Ремокс осмелился ничего сказать, промолчал.
Глава VII
Осада
Идущие впереди ауксилларии первые заподозрили неладное. Земля задрожала, будто ее, скованную льдом, начал трясти озноб. Впереди поднимался морозный туман, и за белой его пеленой пряталось что-то неотвратимое, грозное. Надвигалось.