Проводником Марк оказался отменным, он вел Приска, не останавливаясь ни на миг, и центурион даже не пытался запоминать дорогу – в темноте, в сплетении ветвей на крутых и опасных склонах это было делом немыслимым. Приск беспокоился лишь об одном: как не сорваться вниз и не переломать себе ноги.

– Держись ближе ко мне, говори тихо, – посоветовал Марк. – Это только кажется, что в этих горах никто не живет, – от одного поселения до другого не больше римской мили, а зачастую и меньше.

Приск хорошо знал, как обманчиво здешнее безлюдье. Это с другой стороны гор на равнине от одного поселка до другого может быть мили три, а тут варвары возникают неведомо откуда – будто из-под земли выскакивают, а зимой – из-под снега. Пустынность эту создавала привычка здешних жителей селиться на склонах гор в лесу и куда реже – близ ручьев и речек. А римляне обычно передвигались именно по дну долин – так они и проходили мимо друг друга, как будто сквозь.

Ветер дул то в бок, то в спину, предательски забирался колючими лапами под плащ, впивался ледяными когтями в разгоряченное тело. К тому же он то и дело менял направление, с холодным азартом кидал в лицо комья колючего снега, слепя глаза. Метель и холод быстро выпивали силы. Больше всего Приск боялся потерять в снежной круговерти спину идущего впереди Марка – тогда все, конец, заблудится и уснет в этих горах навсегда. А проводник, как будто не замечая ни холода, ни снежной круговерти, упрямо торил дорогу в снегу, так что Приску идти за ним было не в пример легче.

Неведомо, сколько так они шли – час или два. Приску казалось, что давно уже пора светать, – но нет, ночь все длилась и длилась.

Справа мелькнула тень. Исчезла. Вновь появилась. Волки? Приск схватился за рукоять меча. Но тени скользнули и исчезли – где-то впереди их привлекла более заманчивая добыча – совсем близко всхрапнула и заржала лошадь.

– Сюда! – выкрикнул Марк, остановился и энергично махнул рукой.

В лунном свете блеснул металл: на всякий случай фабр обнажил клинок.

Приск, подойдя, увидел наполовину вросшую в землю лачугу под шапкой наметенного снега, почерневшие от времени стены и занесенную до половины узкую деревянную дверь. Марк стукнул условленно – четыре раза. Вскоре внутри завозились, слышно было, как снимают засов, потом дверь приоткрыли, и путники вместе с холодом, ветром и снегом ввалились внутрь.

– Сбились с дроги, до крепости не дойти… – выпалил Марк, хотя его ни о чем не спрашивали.

Хозяин принес в кружке тепловатой воды, лепешку и кусок сыра. Потом заложил брусом дверь и ушел за кожаную занавеску. Ни о чем не спросил.

– Побудем до утра. На рассвете уйдем, – сказал Марк.

Пододвинул Приску кружку, отломил половину лепешки.

Приск не помнил, как заснул, будто провалился в ямину.

Но лишь упал, как тотчас кто-то принялся его расталкивать.

– Утро… – услышал он шепот Марка в темноте. – Уходим.

Утро оно, конечно, было условное – светлая полоска только-только появилась на востоке. Вьюга, несмотря на предсказание караульного, унялась.

– За мной! Бегом! – приказал Марк

Приск не стал спрашивать – почему именно бегом. Однако в горах да по снегу не побегаешь – вскоре, упрев, перешли на шаг. К полудню беглецы окончательно выбились из сил. Несмотря на мороз, Приск был разгорячен, как будто отсидел последние часы в лаконике. Марк отлично знал дорогу, обходя жилые террасы и в то же время выбирая для пути удобные склоны, где было не так уж много снега, несмотря на недавнюю метель. Лес жил своей жизнью: однажды прямо из-под ног выскочил заяц, в другой раз совсем близко проследовал великолепный олень. Зверь глянул на людей, оценил расстояние и неспешно удалился.

– Повезло рогатому, что мы не на охоту вышли, – заметил Марк. – А вообще зверья стало заметно меньше. Война распугала.

Наконец римляне остановились на небольшом плато – деревья здесь были вырублены и площадка расчищена под очередную жилую террасу – края выложены камнем, бревна сложены. Но дом на этой террасе так и не появился: то ли хозяин погиб, то ли решил, что нынешнее время – нелучшее для строительства. Близ террасы в небольшую долинку сбегала не замерзающая даже в мороз речка.

– Немного передохнем и пойдем дальше, – сказал Марк. Он глотнул из фляги, что нес под одеждой ближе к телу. Приск последовал его примеру. – Ты спрашивал, кто меня так изувечил. Так вот, отвечаю: свой изувечил, римлянин, фабр. Но теперь я думаю: никакой он не фабр, потому что в машинах парень этот смыслил не больше ребенка-варвара. Пока жил со мной в одном доме, кое-чему научился, это верно. А потом, когда мы решили бежать и прорываться к своим, он оставил мне на память эти два шрама и бросил бесчувственного в лесу, думая, что убил.

– Зачем? – подивился Приск.

– На этот вопрос у меня два ответа. Возможно, оба верные. Все зависит от того, каким именем назвался мерзавец в лагере Траяна. Не слышал ли, что явился перебежчик от даков по имени Монтан или… Авл Эмпроний.

Приск несколько мгновений сидел недвижно, будто оглушенный ударом.

– Я слышал… оба… имени, – наконец сказал центурион. – Монтан, ремесленник фабрума, – так звали перебежчика, который сообщил императору о засаде даков. О нем все только и говорили после победы в консульство Юлия Сервиана и Лициния Суры [381] .

– Тогда где и когда ты слышал имя Авл Эмпроний? – спросил Марк.

– Этот человек жил в Риме, промышлял доносами, погубил моего отца и чуть не погубил меня. Траян приказал посадить его на дырявый старый корабль вместе с прочими доносчиками. Я был уверен, что Эмпроний утонул.

– Видимо, выплыл. Потому что Авл Эмпроний жил со мной в одном доме здесь в Дакии. – Фабра вдруг затрясло. – Этот гаденыш меня столько раз выспрашивал, где я служил и с кем, и даже записывал имена и даты. Я спросил: зачем ему это? Он соврал что-то про книгу, которую потом напишет… Я еще подумал: вот чудак! Потом только понял, когда чуть не погиб: он давно задумал стать мною.

История, рассказанная Марком, была слишком удивительна, чтобы сразу принять ее на веру.

– Как он выглядел, – спросил Приск, – этот твой Авл Эмпроний?

– Худой, жилистый. Черные волосы, близко посаженные глаза. Молодой, немногим старше тебя, центурион.

Приск стиснул кулаки: сомнений не было – они говорили об одном и том же человеке, Авл Эмпроний, оклеветавший его отца, сумел спастись и нашел себе прибежище в Дакии… Мало того, теперь он вновь среди римлян, под чужим именем, приближен к императору и обласкан. Ведь именно благодаря его сообщению Траян выиграл битву в долине Стрея. Как только Фортуна дозволяет такое! Почему именно Авлу выкинула своенравная богиня счастливый жребий? Мало того что этот мерзавец спасся, похитив чужое имя, так еще вознесен и награжден. О, бессмертные боги! О, боги! Приск уже не замечал, что шепчет это вслух.

– Помоги мне добраться до своих, и я отблагодарю тебя… Я прошу не из страха за свою жизнь, но лишь потому, что жажду воздать предателю по заслугам. Прошу тебя, Монтан… – Приск решил назвать фабра его настоящим именем – возможно, тому будет лестно услышать его в устах центуриона.

– Не называй меня так! – Марк выставил в его сторону руку. – Не смей! Это имя изувечено. Мое лицо изувечено, имя тоже. Никогда так меня не называй… Никогда… Если не хочешь моей смерти. И своей – тоже.

– Ты мне угрожаешь?

– Нет, только предостерегаю.

Приску показалось, что фабр чего-то недоговаривает. История с Авлом Эмпронием была, скорее всего, правдивой, но далеко не полной. Что-то важное Марк утаил, а вот почему – этого Приск не ведал.

– Все, что могу, я сделаю. – Фабр достал из сумки хлеб и разломил пополам, отдав большую часть центуриону. – Ты веришь в Судьбу?

– Иногда да, иногда нет… – ускользнул от ответа Приск.

– Разве не Судьба соединила нас, двух людей, которых Авл Эмпроний пытался уничтожить? Разве могло такое случиться без участия сил Рока?