Если пройти этот третий небольшой перистиль с фонтаном насквозь под украшенной каристским [391] мрамором аркой, то за стеною обнаруживался гипподром – продолговатой формы сад, устроенный во всю ширину дома. По краю гипподром был обсажен платанами, по низу их обвивал плющ, тут же росли остролистые лавры, в центре зеленела настоящая лужайка. А дальше – два фонтана и беседка с колоннадой, опять же из каристского мрамора. Фонтаны были устроены весьма затейливо – они то выбрасывали воду, то вновь ее поглощали.

На лужайке гипподрома играли мальчишки – одинаково светловолосые, с крутыми упрямо выдающимися вперед лбами, широкоплечие и ширококостные. Сразу чувствовалось – братья. И еще одно чувствовалось – не римляне. Варвары, провинциалы, дикари. Игра их была сообразна возрасту и происхождению – они наскакивали друг на друга со свинцовыми мечами и рубились не на шутку – именно рубились, а не кололи, как это принято у римлян. Двое, сидя на полукруглой скамье беседки, наблюдали за их борьбой – человек средних лет, явно не из прислуги, загорелый, светлоглазый, с выгоревшими до соломенного цвета волосами – странная внешность для римлянина; и второй, примерно его ровесник – мужчина лет тридцати или чуть старше, полноватый, темноволосый, с живыми черными глазами. Туника на нем была цветная, греческий новенький плащ прихвачен пояском. Этот второй, темноглазый, что-то быстро писал на табличках и при этом успевал отпускать замечания по поводу учебного поединка.

– Кто они? – спросила Мевия, указывая на мальчишек.

– Регебал и Диег, – ответил Адриан. – Вернее, Диег и Регебал. Диег – старший. – Адриан сделал паузу и добавил: – Племянники царя Децебала.

– Заложники? – спросила Мевия.

– Не совсем. Они попали в плен. Но Децебал – не тот человек, что откажется ради детей сестры от своих интересов.

– Я должна их защищать? От кого?

– От любого, кто попытается их убить. Декстр! – окликнул Адриан светловолосого.

Тот давно заметил вошедших, но только теперь демонстративно повернулся и поднял руку в приветствии. Однако с места не сдвинулся.

В отличие от Декстра, темноволосый вскочил и пошел гостям навстречу.

– Адриан! – Он обрадовался императорскому племяннику, как родному. – Что-то давно я тебя не видел!

– Это потому, Светоний, что ты вечно торчишь в покоях моей жены Сабины, – парировал Адриан.

Светоний рассмеялся несколько ненатурально:

– Я зачитываю ей кое-какие заметки из моей будущей книги.

– И о чем же книга? – спросил Адриан.

– Двенадцать принцепсов Рима [392] ! – провозгласил Светоний. – Ради того, чтобы начать сей труд, я отказался от предложения Плиния поехать в Британию военным трибуном у наместника Нератия Марцелла.

– Неужели ты отверг столь почетное назначение ради книги?

– С тяжким сердцем…

– А я так думаю, что тебе совсем не хотелось тащиться в забытую богами холодную дыру под названием Британия. Я даже слышал, что ты очень нелестно отзывался о Плинии: мол, этот глупец решил меня облагодетельствовать и выхлопотал у Марцелла бланк назначения. Хорошо еще, бланк был пустой, и туда быстренько вписали другого чудака. А мне удалось отвертеться.

– Может, и так… – почти с охотой согласился Светоний. – Не всем же быть похожими на твоего дядюшку: его занимают только война и стройка.

– Еще охота, – уточнил Адриан.

Мевия тем временем беззастенчиво разглядывала блондина. Что-то в его облике было знакомым, почти родным. Как будто она хорошо знала его прежде, а потом забыла. Невидимая рука потихоньку подталкивала ее к этому человеку. Мевия и не заметила, как очутилась рядом.

– Я – Марк Афраний Декстр, центурион, – сказал вдруг блондин отрывисто, – с хозяином дома у меня сходное только имя.

Сорванный командами хрипловатый голос вызвал у Мевии приятный холодок под ребрами где-то в районе желудка. Такой точно голос (или почти такой) был у Гая Остория Приска, военного трибуна…

Мевия глубоко вздохнула, стараясь быстрее прийти в себя.

– Ты его сын… или брат? – спросила осторожно.

– Числюсь сыном. И мой тебе совет: держись подальше от старика.

Адриан привел Мевию в небольшую комнату с маленьким окошком, выходящим в перистиль. Мебели здесь почти не было: только плетеное кресло да стул. Адриан уселся в кресло, а стул оставил для Мевии.

– Жить будешь здесь. Я распорядился, чтобы принесли ложе, сундук, подставку для светильника, подушки и ткани.

– Ничего не понимаю, – призналась бывшая гладиаторша. – Зачем тебе охранница-женщина для того, чтобы охранять подростков?

– Будешь охранять царевну. Именно с ней тебе и придется проводить большую часть времени. Ее комната – рядом с твоей.

– Кто же она?

– Сестра Децебала. Не самая приятная особа, но ты будешь не только охранять ее, но и следить за ней.

– Значит, нет никакой опасности, а нужна только слежка? – спросила Мевия.

– Опасность есть.

Более Адриан ничего объяснять не стал, потому что в комнату вошла женщина в тунике без рукавов, из-под которой выглядывали рукава еще одной туники из белого льна, и в длинной складчатой шерстяной юбке. Молода женщина или не очень – сказать было трудно – она с такой силой задирала подбородок, так старательно демонстрировала неколебимость и надменность, что голова ее напоминала голову мраморной статуи. Свою варварскую одежду, украшенную лишь несложной красно-желтой вышивкой по вороту и подолу, женщина носила как царские одеяния.

– Здравствуй, Адриан, – проговорила она, даже не подумав склонить головы. – Разве я не просила тебя о встрече с Траяном? Почему мне опять отказано без объяснения причин?

Мевия наконец ее узнала: ну да, конечно же! Эта женщина вместе с детьми шла за колесницей Траяна во время триумфа. Мальчишки с тех пор явно подросли, а вот царевна почти не изменилась.

Мевия видела триумфальную процессию, когда та проходила по Большому цирку. Длиннющая людская змея, вливаясь в одни ворота Большого цирка и вытекая из других, медленно тянулась к улице Триумфаторов, чтобы свернуть затем к амфитеатру Тита и дальше – на Священную дорогу. В тот день с утра зимнее солнце решило порадовать римлян, но вскоре небо затянуло тучами, и хлынул дождь – холодный дождь конца декабря. Сенаторы и магистраты в процессии невольно прибавили шаг, и Мевия тогда подумала, как неловко и неудобно стоять Траяну на колеснице, запряженной четверкой белых коней. Лицо его, выкрашенное киноварью и теперь смоченное водой, блестело так, будто его облили настоящей кровью. А продрогший раб за спиной триумфатора, державший над головой Траяна золотой венок, лишь стучал зубами, забывая шептать на ухо повелителю мира: «Помни, что ты смертный».

Тогда, отведя взгляд от колесницы, Мевия стала глядеть на женщину – на ее задранное к серому зимнему небу бледное и гордое лицо, бесчисленные золотые ожерелья и браслеты, символы богатства покоренной страны, и белый плащ, никнущий к мостовой от струящейся с неба воды. Женщина была как сама эта далекая Дакия – недостаточно сильная, чтобы противостоять напору римлян, но все равно – не покоренная, какие бы девизы ни чеканил римский император на своих монетах.

Воспоминания эти тут же заставили Мевию проникнуться нескрываемой симпатией к пленной дакийке.

– Я дал ей имя Деция, – сказал Адриан, предваряя вопрос Мевии. – Раз ее брат – Децебал.

– Римляне отняли у меня все, теперь хотят отобрать даже имя, – тут же ответила царевна.

– Не злись, – сказал Адриан, – имя Деция звучит куда более по-римски, нежели Зинта. Но пусть Мевия зовет тебя Зинта, если так больше нравится.

– Сиятельный, – обратилась Зинта к Адриану, – разве мы не можем проживать в другом доме?

– Чем же тебе этот не по вкусу? Велик, просторен, у тебя здесь отдельный перистиль.

– Сам дух этого дома отвратителен, – сказала Зинта.