Вскоре друзья расположились на ложах в триклинии. Единственной женщиной на обеде, как и в прошлый раз, была Кориолла. Слуг отпустили. Поначалу друзья сидели, но постепенно их разморило, и они растянулись на ложах.
Кубки с неразбавленным вином опорожнялись уже не по первому разу.
— Тиресий, тебя уже посвятили в наше дело? — спросил Приск.
— Разумеется, — кивнул прорицатель. — Какие тайны от старых друзей. А что у тебя случилось? Из воплей Декстра я понял лишь одно: сегодня ты все запорол окончательно.
— Почти… Я нашел грека Павсания, он в самом деле должен был подделать завещание в пользу Адриана. Но теперь этот парень мертв. А у меня… — Приск встряхнул мешок рыжего раба, который он притащил из библиотеки с собой в триклиний. — У меня, похоже, остались инструменты убитого.
Он запустил руку в мешок и вытащил деревянный ящик. Сундучок был заперт на замок, и Приск попросту взломал его с помощью кинжала.
Внутри оказались инструменты — ножички, бритвочки, многие весьма даже хитроумные. Кусочки пемзы.
— Может быть, мы сами соорудим завещание в пользу Адриана и отдадим Великой деве? — предложил преторианец.
— Кука!.. — пресек его фантазии Приск. — Кто из нас сможет выскоблить пергамент и вписать новое имя так ловко, чтобы никто не заметил, что это — палимпсест? Люди тренируются подделывать документы годами.
— А ты так не можешь?
— Нет!
— Но у тебя же есть теперь инструменты! — не уступал Кука. — Можешь даже потренироваться…
Все уставились на Приска. Он часто выручал друзей — знал больше других, умел больше; в конце концов, был умнее. Но сейчас они требовали от него невозможного. Умение рисовать и умение подделывать почерк — вещи разные.
А завещание было писано рукой императорского юрисконсульта, и славился он, прежде всего, тем, что его руку узнавали с первого взгляда.
Приск отрицательно покачал головой: подделка будет заметна.
— А Фламма? Он же у нас обожает писать…
— Смеешься? — У библиотекаря застучали зубы. — Я и сам порой свой почерк не разбираю…
— Самое верное — передать завещание Адриану, — сказал Приск. — Декстр тоже так считает.
Поддержка Декстра добавляла этому предложению особую убедительность, но не снижала риск.
— Да, вы все тут точно дураки, — вдруг подал голос Тиресий. — Вы что, собираетесь отправиться к Адриану и просто так взять и отдать ему украденное завещание?
— Разумеется. Он же наш патрон, — с важным видом кивнул Фламма.
— Как я посмотрю, совершенно выжили из ума, прохлаждаясь здесь в Риме. Речь-то идет не о завещании на виноградник или на какой-нибудь полуразрушенный домишко, который легче снести, чем отремонтировать. Речь об империи, и занимает она почти весь известный нам мир. Скажи, что значит наша жизнь по сравнению с таким наследством?
— Но мы же клиенты Адриана, — заявил Фламма уже менее уверенно.
— А ты не подумал — почему это Декстр не забрал свиток себе? Да потому, что теперь ему это точно не надо. Он предоставил эту честь нам: либо выкрутитесь, либо точно погибнете… — Тиресий стал как бы центром маленького кружка, потому как Приск больше пребывал в задумчивости. Впрочем, с тех пор как Тиресий сделался центурионом, твердости в нем явно прибавилось.
— А я… Декстр же позвал меня… — робко напомнил Фламма.
— Лишь для того, чтобы поймать на живца более крупную добычу, — пояснил Тиресий, а Приск сожалеюще кивнул.
— То есть…
— Поймать того, кто велел прирезать Паука.
— Нет, тогда я не пойду… — застонал Фламма.
— Еще как пойдешь, — предрек Тиресий. — Декстр обещал тебе защиту. Будешь умным — уцелеешь. И не только уцелеешь, но и врага отыщешь.
— А можно я Кориоллу буду сопровождать в Комо? — сделал последнюю попытку Фламма.
— Что? — Хозяйка глянула на библиотекаря так, что он тут же забыл все придуманные в пользу этого предложения доводы.
Фламма жалостливо дрогнул бровями: идти к Дестру ловить убийцу — он бы от такой чести с радостью уклонился, но, похоже, друзья не оставили ему выбора. Ну что ж… Придется завтра утром тащиться к Декстру. Тем более что больше никто не собирался предоставлять ему защиту. Утешить его могло лишь одно: поездка Приска на Восток могла оказаться еще более опасной.
Приск молчал, потому что уже отчетливо понял, на что именно намекает Тиресий, говоря об Адриане, и эта догадка показалась ему очень даже правдоподобной.
— Значит, никто из вас не подумал, что Адриан попросту всех посвященных уничтожит вместе с завещанием? — спросил Тиресий почти равнодушно. — А уж потом займется обустройством своих дел.
— Но мы ему нужны… — ни за что не желал сдаваться Фламма.
— Ой ли… Когда речь зайдет о передаче власти, все ваши жизни не будут стоить и квадранта [461] . Ему нужен Декстр. И Приск — до той поры, пока не передаст Адриану пергамент. До остальных ему дела нет.
— Нам надо как-то подстраховаться, — догадался Кука.
— Спрятать завещание, — предложил Фламма.
— Не подходит.
— Тогда…
— Погодите! — Кажется, Куку осенила какая-то идея. — Ведь ты, Гай, сначала собирался заехать к Плинию? Так ведь?
— Ну да, — кивнул Приск. — И поеду. На мне еще этот невесть откуда свалившийся Калидром.
— Тогда надо показать завещание Плинию, — решил Кука. — Наместника Вифинии Плиния Адриан не отважится убрать. Это будет наша общая страховка.
— Отличная мысль, — решил Тиресий.
«Совсем не отличная», — скажет вскоре Приск, очутившись в Никомедии, столице провинции Вифиния, во дворце наместника.
Но в ту ночь в Риме он согласно кивнул.
Потому как сделал столь распространенную ошибку: полагал, что если не все вокруг, то хотя бы его друзья рассуждают точь-в-точь как он.
— Ты ведь рад, — сказала Кориолла.
— Чему? — Приск сделал вид, что не понял.
— Рад, что едешь на Восток, что увидишь новые страны и города. Что снова будешь воевать и смотреть в глаза смерти.
— Нет, ну ты же знаешь…
— Только не говори, что все из-за денег. Ерунда… Разве Фортуна гарантировала тебе еще один золотой клад вроде того, что ты нашел на дне реки в Дакии? Нет… Дважды так не случится. У нас достаточно средств, Гай! Но тебе неинтересно жить. Ты — истинный римлянин, Гай. Рисунки, мозаичная мастерская — всё это только досуг. Настоящее — война и политика. И ты к этому рвешься всей душой. И твои друзья — тоже.
Она обняла его за шею, взглянула в глаза:
— Знаешь, что я вижу в твоих глазах?
— Что?
— Алый вексиллум [462] с изображением золотого быка. Пятый Македонский навсегда в твоей крови…
— И ты любишь меня за это. — Гай улыбнулся и поцеловал жену в губы. — Так ведь?
— Я тебя за это ненавижу, — ответила она на поцелуй.
Уезжали в один день: Приск — по Аппиевой дороге на юго-восток, Кориолла с детьми в наемной повозке — в Комо, на север. Разные дороги вывели их из Рима и повлекли все дальше и дальше друг от друга. Приск вдруг подумал, что даже богам неведомо, даст ли Судьба им встретиться вновь. И только тут пожалел о той горячности, с которой бросился в омут опасной интриги. Но теперь изменить уже было ничего нельзя.
Дом решили сдать внаем провинциалам из Нижней Мезии, что прибыли в Рим в поисках счастья. Из прежней прислуги остались лишь старуха-служанка и с нею Галка. Старуха была вольноотпущенницей. Прежние хозяева ее, тяжко заболевшую, отвезли в храм Эскулапа и бросили, уверенные, что несчастная нянька троих уже выросших детей не одолеет хвори и уйдет к Стиксу, а посему не желали тратиться на лечение и заботы о погребении. Но старуха выжила и даже сделалась на редкость бодрой и крепкой, будто тело, справившись с болезнью, обрело новые силы.
По закону императора Клавдия брошенная в храме рабыня становилась свободной. С тех пор забыла она старое имя, стала называться Летой, подрабатывала уборкой, иногда милостыней, мытьем. Прим встретил ее на рынке и привел в дом — даровую прислугу, вся забота которой о будущем в том, чтобы ее в свой час снарядили как положено в последний путь.