Третий участник «пиршества», видя, что к двери уже не прорваться, подхватил свой меч и ринулся в окно — благо деревянной решетки в проеме не было. Марк Афраний и один из гладиаторов тут же прыгнули следом.

— Куда! — рявкнул трибун, но парень уже исчез во дворе.

Приск поднял обеденную салфетку, вытер кровь с клинка.

Девчонка лет тринадцати, которую насиловал главарь, совершенно голая, перемазанная в крови, тихонько сползла с ложа и на четвереньках уковыляла подальше в угол. Вторая женщина наконец выбралась из-под тела сирийца, подбежала к девочке, обняла ее, и обе завыли. Скорее всего, это были хозяйка и ее дочь. Третья — стройная смуглая красотка, от которой ее партнер так невежливо сбежал, поднялась, схватила кувшин вина и сделала глоток прямо из горла, проливая капли на темные задорно торчащие грудки.

Оторвавшись от горлышка, она окинула трибуна дерзким взглядом.

— А ты кто, красавчик? — спросила Приска без тени испуга.

Похоже, все происшедшее ее только развлекло, и ни плакать, ни причитать она не собиралась.

— Военный трибун Гай Осторий Приск, — отрекомендовался тот.

— Приляг, сладкий мой… — Смуглая красавица кивнула в сторону ложа.

— Пожалуй, есть дела поважнее, — заметил Приск.

Оставалось самое сложное — обыскать дом и выкурить грабителей из комнат. А предаваться любовным утехам наскоро, вот так — это развлечение для новобранцев. Приск лишь тронул по-прежнему лежащую лицом вниз женщину, но та не шевелилась.

— Эта дура слишком сильно сопротивлялась… — хмыкнула смуглянка. — Вот ее малость и придавили.

— Где остальные разбойнички? — спросил Приск.

— Кто где… сокровища ищут, вино и баб.

— Придется прочесать весь дом.

— Ну так закончи свои дела и возвращайся, — предложила смуглая красотка и попинала ножкой застывшего на полу командира «стражников». — Хороший удар! — Она усмехнулась одобряюще.

В коридоре подле кухни Приск столкнулся с парнем, что волок охапку тряпья, внутри тканей что-то позвякивало. Увидев человека в красной военной тунике, парень мигом сообразил, в чем дело, швырнул награбленное на пол и завопил:

— Я всего лишь раб… раб господина… Помилуй… я помочь хотел, прятать нес…

Неуклюжая ложь не могла никого обмануть, да парень на это и не надеялся, для него сейчас главное — не схлопотать удар клинка в живот, а уж после, когда запал драки пройдет, никто его резать не станет.

Приск ударил, но не острием, а плашмя по голове, и парень повалился ему в ноги.

— Связать, — приказал трибун подоспевшему следом атлету.

— Чем?

— Да хоть этими тряпками… — Приск пнул груду награбленного, и под тканью опять зазвенело. — Потом оттащи во двор в подарок ланисте. Полагаю, все, кого мы захватим живьем, скоро окажутся на арене…

— Обожаю амфитеатр Цезаря в Антиохии, — сообщил атлет.

Приск выбрался в перистиль. Геркулес, темнокожий здоровяк, которого вооружил ланиста, волочил куда-то мертвое тело.

— Брось эту падаль и за мной!

Геркулес что-то проворчал рассерженное, но повиновался.

На кухне сбились в кучу старые рабы и рабыни — из тех, на кого разбойники не польстились, да еще несколько малолеток — мальчики и две девочки пяти-шести лет. Верно, из детей прислуги. А может, и не только — вон та девчонка в дорогой тунике явно не на кухне живет, мордочка чистенькая, ручки ухоженные.

— Вам нечего бояться, — сказал Приск. — Мы сейчас переловим разбойников. Кто не помогал им — ни в чем не виноват перед господами.

Седая темноликая старуха вдруг поднялась с пола, ухватила Приска за руку и подвела к глиняной бочке — наверное, именно в такой жил в свое время Диоген, когда Александр Македонский встал так неудачно, что заслонил кинику солнце.

— Скажи еще раз, — шепнула.

— Кому?

— Туда… — Она указал пальцем на кувшин.

— Никому не надо бояться, мы убили главаря и сейчас переловим остальных… — громко произнес Приск.

Он заметил при свете факела между насыпанных в глиняную бочку бобов полую деревянную трубочку.

— Кто там? — спросил он шепотом.

— Хозяйская дочка… одна из трех. Успели спрятать.

Старуха погрузила темные заскорузлые пальцы в бочку и принялась выгребать бобы.

— За мной! — позвал Приск оставшихся с ним гладиаторов.

Впрочем, остался с ним только один — тот самый темнокожий Геркулес. Другие были кто где. Дисциплина — она для солдат богиня. А гладиаторы поклоняются Фортуне. Вся их жизнь — на крылатом ее колесе.

Во дворе у костра Приск столкнулся с юным Афранием. Паренек был забрызган кровью, глаза — расширенные, круглые как у кошки. Ну точно — убил. Первого своего человека убил.

— Догнал? — спросил трибун.

— Ага!

Марк вскинул вверх меч. Капли стекли к деревянной гарде.

— Молодец! Но за то, что нарушил мой приказ держаться позади, в лагере я бы велел тебя высечь.

Афраний изумленно открыл рот.

— Ты же планировал записаться в легионеры, — напомнил Приск. — Так вот, легионера за такое ослушничество секут. Но пока ты не легионер… Посему за мной! И без самодеятельности! Или в самом деле…

Приск скорчил зверскую рожу.

Марк тут же проникся и послушно кинулся следом, в этот раз не пытаясь вырваться вперед или свернуть.

Навстречу им вылетел Сабазий. Приск узнал его по ожогу. Парень держал в одной руке факел, в другой — окровавленный клинок.

— Многих убил? — поинтересовался военный трибун. Сабазий поглядел на клинок, с которого еще капало, встряхнул кистью и ответил:

— Одного.

«Врет, — тут же решил Приск. — Наверняка умеет обращаться с оружием…»

Через полчаса все разбойники, что выдавали себя за городских стражников, были перебиты или захвачены в плен. Пленников оказалось всего трое. Среди этих троих выделялся чернокудрый нагловатый красавец с хищным оскалом. Держался он с достоинством и даже с вызовом. На требование назвать имя лишь громко заржал. Схлопотал по зубам. Но все равно не назвался. Пленников Приск решил отвезти в Антиохию Адриану — скорее всего, там их ожидали арена и дикие звери. Приск бы предпочел куда большее количество пленных, но так вышло, что гладиаторы раненых в пылу схватки добили. Видимо, им доставляло особое удовольствие по своей воле наносить последний смертельный удар, вопя: «Получай!»

В награду за спасение Приск приказал оглушенной случившимся хозяйке выдать каждому участнику штурма из отбитой добычи по серебряному денарию. Хозяйка сделала, как велели. Дом был богатый, но теперь судьба поместья представлялась сомнительной и смутной. Матрона была растеряна и не ведала, что делать. Сын ее служил военным трибуном в легионе и готовился, как и Приск, к предстоящей военной кампании, а три дочери, еще совсем девочки, жили в доме. Вторая юница, лет пятнадцати, извлеченная из огромного кувшина с бобами, растрепанная и грязная, ревела, обнявшись с младшей сестрой, которую изнасиловал главарь.

«Здесь как повсюду», — подумал Приск, вспоминая разграбление усадьбы Корнелия, отца Кориоллы.

Воспоминание о Мезии заставило его развернуться и направиться к повозке ненадежных гладиаторов. Он не ошибся — в клетке сидел Тифон. Тот самый раб, с которым он столкнулся при штурме Эска.

— Привет, старый знакомец, — сказал Приск.

Тифон поднял на трибуна тяжелый взгляд. Кажется, не узнал. Столько лет прошло. Да и римляне для варвара все на одно лицо. Как и варвары — для римлян. Один Приск запоминал каждого.

— Вспомни Эск. Тебя продали на рынке, а потом ты вернулся и штурмовал лагерь. Вспомнил? Мир тесен, а все дороги ведут в Рим. Значит, на одной из дорог всегда тебя поджидает старый враг.

Тифон дернулся (ага, вспомнил штурм), но вряд ли узнал Приска. Но уж коли перед ним был военный, римлянин, то значит — враг. Так что никакого узнавания и не требовалось.

— Хочешь поглядеть, как я сдохну на арене? — скривил губы Тифон.

— Не особенно люблю гладиаторские бои… но да, как ты умираешь — приду поглядеть, — пообещал Приск.