Поскольку перевалы в Таврских горах, через которые можно попасть в Армению, зимой блокированы снегом, Траян должен был задержаться в Антиохии до начала апреля. Все это время подходили все новые части, а те, что уже прибыли, проводили время в постоянных тренировках.
Разобравшись с делами, Траян вместе с Адрианом отправились на юг — в Баальбек, дабы принести дары в храме Солнца и получить предсказание оракула.
Эмесса, еще в ту пору, когда ею правили формально независимые цари, никогда не пыталась восстать против Рима, как это постоянно делала ее соседка, мятежная Иудея, или искать покровительства у парфян, как Армения. Царская династия пала вместе с независимостью Эмессы, но жрецы сохранили свою почти царскую власть.
Начиналась весна, и долину вокруг храмового комплекса затянуло розовой пеленой цветущих деревьев. С Баальбеком не могло тягаться ни одно святилище на Востоке. Даже храм Артемиды Эфесской, зачисленный в чудеса света, казался провинциальным рядом со здешними постройками. Высоченный подиум с широкой лестницей посередине, колонны коринфского ордера храма Юпитера, рядом — почти столь же грандиозный храм Вакха. А напротив вставала оградой святилища горная цепь, искрясь на солнце снежными вершинами.
Легионы жрецов обретались в храмах, со всего Востока стекались паломники, руководил этой армией поклонения жрец Ваала, что появлялся на людях в пурпурном златотканом хитоне до пят, с длинными рукавами, в тяжеленном венке, усыпанном драгоценными каменьями. Траяна водили к черному камню Ваала, камню, как говорят, упавшему с самого неба, и здесь жрец нашептывал императору тайные знаки будущего.
Что он напророчил императору, Адриан не узнал. Но Траян вышел из храма в настроении почти веселом. Ну что ж, жрецы никогда не пророчат дурное тем, кто облечен властью.
По возвращении в Антиохию Траян получил дары и послание от правителя Осроены. Из своей столицы Эдессы царь Абгар, чье имя означало «могущественный», заверял римского императора в преданности. Лукавил правитель Осроены, унижался самым недостойным образом, в надежде сохранить добрые отношения как с Римом, так и с парфянами. Но Траян был слишком близко, а Хосров не торопился присылать армию в помощь, посему льстить Траяну и обещать приходилось гораздо больше, нежели Хосрову. С некоторых пор Абгар подозревал, что у нынешнего парфянского владыки вообще нет армии. Разве что разрозненные отряды стрелков и немного катафрактариев из той знати, что еще не успела разбежаться по отдаленным владениям. Чтобы выставить сильную армию, надо было не только вооружить катафрактариев и всадников-лучников, надо было выковать миллионы стрел, снарядить караваны верблюдов для их перевозки, наладить взаимодействие тяжелой кавалерии со стрелками. Но Великим царям, что сменяли на золотом троне Ктесифона друг друга, было не до снаряжения армии против Траяна. Посему мелким царькам на лимесе придется спасаться и выкручиваться собственными силами. Они и спасались, и выкручивались, как могли.
Прибыли к Траяну послы от Ману и Спорака, уверяли римского владыку в преданности местных царьков. Лгали наверняка, надеялись выиграть время. Торговцы, приведшие свои караваны из владений Ману, доносили центуриону Афранию Декстру, что Ману тем временем собирает войска. Если сопротивление провалится, Ману удерет в Ктесифон — для этой цели в конюшне стоят три прекрасных скакуна, а крепость и войска владыка бросит. Пустыня огромна и поглотит беглецов, как море.
— Похоже, парфяне полагают бегство главным оружием в предстоящей войне, — засмеялся Траян, выслушав донесения Афрания Декстра.
— Тот, кто удрал, всегда может вернуться, — заметил центурион.
Но император оставил его замечание без ответа.
Пока Траян принимал послов и делал последние приготовления к походу, Адриан вызвал к себе Прииска:
— Гермоген сообщил мне, что ты почти поправился, трибун.
— В самом деле — почти. Мне трудно наступать на искалеченную ногу. Врач-иатролипт каждый день заставляет меня принимать ванны и массирует ногу, но боюсь, бегуна из меня уже не получится и быстроногим меня никто не назовет. Да и руки уже не те… — Приск посмотрел на изуродованные ногти и сжал кулаки.
— Но назовут — хитроумным [503] .
— Как я понимаю, ты уже придумал для меня задание, — усмехнулся Приск.
— Придумал. Ты отправишься в Хатру. Официально — чтобы передать послание императора тамошним правителям и преподнести им в дар бюст императора Траяна. Взамен они должны дать обещание стать нашими союзниками и не открывать военных действий против Траяна.
— Траян собирается занять Хатру? Вроде бы это не по пути в Армению.
— Это для грядущей кампании — в будущем году. Или даже через два года. Хатра — перевалочный пункт караванных дорог. Там много колодцев — и Хатру надо иметь в виду как опорный пункт. Путь через эту крепость — кратчайшая дорога к Ктесифону. Но войска в саму крепость мы не станем вводить. Во всяком случае, пока. В этом году Траян отправится в Армению. И в Ктесифоне полагают (у меня есть на этот счет кое-какие сведения), что Траян явился на Восток исключительно с одной целью — вновь подчинить Армению Риму. Хосров боится большой войны и уговаривает себя, что ее не будет. Траян ему подыгрывает: с теми легионами, что я собрал в Сирии, всю Парфию не завоюешь. Посему вторая половина армии прибудет в Саталу, а не в Антиохию, где и содинится с сирийскими легионами. Поход на Ктесифон — в будущем. Но Хосров уже сейчас скликает союзников. Наша задача — как и в случае с Децебалом в Дакии — сделать так, чтобы эти союзники к нему на выручку не пришли. Уверяй хатрийцев, что Траян станет требовать то, что принадлежало Риму всегда, — право назначать и свергать армянских правителей. Пусть Хатра не даст помощи Ктесифону. Только и всего.
— Я понял. Обаять повелителя Хатры, подтвердить им прежние свободы и независимость…
— Нет, — перебил Адриан. — Обещать процветание и торговлю, а насчет независимости — помолчать. Если Траян подчинит все земли до Тигра, зачем ему оставлять независимых правителей в своих новых владениях, в самом сердце новой провинции? К тому же Хатра не является царством — там есть правитель, но он подчинен Ктесифону. Так пусть теперь подчинится Риму — мы дадим Хатре прежние льготы.
— Какой смысл тогда им признавать власть Рима? — Подобная игра в слова была для Приска вещью не всегда понятной. Адриан же умел говорить почти одинаково убедительно совершенно разные вещи.
— А мы пока и не просим подчинения. Мы просим не становиться на сторону Хосрова — только и всего. Тверди про Армению, про то, что Траян стар и ему тяжело в походе, вымани у них обещание смирно сидеть за кольцом своих стен и не соваться в Ктесифон. Заодно посмотришь, каковы их укрепления и военные силы. А впрочем — и каково население… Наверняка многие встанут на стены, если дело дойдет до осады. И еще разузнай, много ли у них конницы. И каковы отношения с теми, кто живет в окрестностях Хатры. И на чьей стороне они, эти кочевые жители палаток.
— Не слишком ли много я должен узнать? — спросил Гай.
— Узнай половину — и то будет много.
— Половину — попробую… — усмехнулся военный трибун.
— И еще будет одно дело. Важное. Даже очень. Но совершенно неофициальное… Слушай внимательно. Потому что тайное дело важнее явного.
Миссия была опасной, но она Приску нравилась. Когда-то он гордился своей честностью… а теперь… чем ближе он оказывался к Адриану, чем выше поднимался по ступеням карьерной лестницы, тем больше лжи становилось вокруг. Он уже и сам не мог разобраться — где ложь, где правда.
«Ну и что? От того, насколько я буду ловок, быть может, зависит будущее всей войны», — улыбнулся Приск, выходя от Адриана.
Он заметно хромал, хотя носил высокие барадайские сапоги. На счастье, Гермоген сумел сохранить ему большой палец на стопе. А значит, можно будет держать равновесие, и хромота со временем почти пройдет.