— А ты-то, друг, где служишь?
— Я-то уже нигде. Я тут два года оттрубил, заработал немного, всех своих слуг отпустил, лошадей продал и теперь вот с пришедшим конвоем отправляюсь в Венецию, а оттуда в родной Гент. Надоел мне этот Восток хуже горькой редьки.
Друзья, увлеченные воспоминаниями, не заметили, что обессиленный Жак давно уже спит, положив голову прямо на стол.
Робер проснулся от страшной головной боли, словно кто-то вбил ему в виски по нескольку десятков длинных плотницких гвоздей и, мало того, шевелил их время от времени. Достославный рыцарь застонал и начал шарить рукой, пытаясь на ощупь определить, что происходит вокруг. Выяснилось, что он лежит в камизе и сюрко, но без брэ. Более глубокая рекогносцировка показала, что рядом с ним лежит еще кто-то. Судя по гладкости кожи и наличию неких характерных выпуклостей, это, несомненно, было существо женского пола.
Де Мерлан собрался с силами и открыл глаза. Действительно, рядом с ним, разметавшись по широкой кровати, громко сопела девица неопределенного возраста. Кожа ее, которую ввиду полного отсутствия одежд можно было разглядеть от ступней до головы, была смуглой, как у испанской мавританки, а вот лицом она, пожалуй, больше походила на италийку. «Из местных, смешанных кровей», — подумал Робер и попытался присесть, при этом видавшая виды разболтанная кровать издала протяжный стон. Девица тоже проснулась и, немного сжавшись, с ужасом, в котором, впрочем, явственно просматривалось и восхищение, поглядела на рыцаря. В ее взгляде читался немой вопрос: «Что, опять?!»
Робер, глядя на девицу, почувствовал, что в том месте, которое должны укрывать брэ, на вопрос девицы зреет более чем положительный ответ. Но тут дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Недобитый Скальд. Девица обрадованно пискнула, вскочила на ноги и заметалась по комнате, собирая разбросанную одежду.
В дальнем углу комнаты обнаружился Жак. Он спал на узкой лежанке, укрытый конской попоной, проснулся от шума, вскочил и теперь стоял в дальнем углу, приходя понемногу в себя и с ужасом переводя взгляд то на Скальда, то на Робера, то на одевающуюся впопыхах девицу.
— Вставайте, сони! — пророкотал великан. — Кто рано встает, тому Бог дает!
— Что вчера было? — спросил Робер. Он обнаружил на полу свои брэ и, путаясь в завязках, пытался их натянуть.
— А ты что, не помнишь? Силен! Оттащили мы твоего приятеля спать, а сами спустились вниз и присоединились к тосканцам. Ты еще предлагал им в кости поиграть…
— И что, они согласились? — с тревогой спросил Робер.
— Да нет, — махнул рукой Недобитый Скальд, — попробовали — не получилось. Никто уже лыка не вязал и точек на костях разглядеть не мог. Потом подрались немного…
— Немного — это как? — уточнил Робер.
— Да тосканцы своими бабами делиться не хотели, вот мы их и начали жизни учить, — простодушно ответил Недобитый Скальд. — А квартал-то венецианский. Вот вся местная шваль, которая себя называет «сольдати» — служат они за сольди, — на нас и навалилась. Это у себя в Италии они друг другу глотки режут, хоть и соседи, — а тут выступили единым войском против нас двоих.
— И что? — спросил Робер, ощупывая голову в поисках шишек и вмятин, неизбежных при такой драке.
— Да ничего, — удивился Скальд, — их же было-то совсем немного. Человек тридцать, не больше. Мы с тобой их долго били, погнали аж до городских ворот, а потом обиделись и пошли спать.
— Никого, случаем, не убили?
— Да вроде нет. Тут с этим строго. — Недобитый Скальд отвесил громкий шлепок девице, которая пыталась прошмыгнуть в небольшую щель между ним и дверью. — Ну что, завтракать-то пойдем?
Обеденный зал таверны ничем не напоминал о вчерашнем побоище, которое Робер помнил крайне смутно, а положа руку на сердце, не помнил совершенно. Утрамбованный земляной пол был чисто выметен и посыпан свежим морским песком, на жаровне шипела рыба, а за столами скучали по углам несколько человек. Завидев друзей, хозяин испуганно просиял и немедля отправил к ним одного из прислужников.
Кувшин с яблочным сидром, поданный прежде остальных блюд, унял головную боль и возбудил аппетит. Робер с Жаком, приходя в себя и вспоминая о вчерашних злоключениях, сидели чернее тучи, зато Недобитый Скальд был весел, словно юный оруженосец перед первым турниром.
— Мой корабль завтра утром покидает Акру, — поделился он с друзьями доброй вестью. Но те, похоже, если и разделяли радость достославного рыцаря, то лишь отчасти.
— Ты нам расскажи, брат, — зажевывая сидр солеными оливками, спросил Робер, — как нам проще всего попасть в Иерусалим?
— В Иерусалим вам попасть никак не удастся, — рассудительно ответил Скальд. — Все здесь сейчас ждут прибытия войска, вскоре начнется война, и султан Аль-Камил запретил посещение Святого города паломникам-христианам. Так что лучше всего наймитесь к кому-нибудь из нобилей и ждите, когда приплывет Фридрих, чтобы идти в Святой город вместе с ним.
— Фридрих, говоришь? — покачал головой Робер.
— А не подскажете ли, уважаемый, хм… Недобитый Скальд, — вмешался в разговор немного оживший Жак, — какой «мессир» на днях сюда приплыл из Европы?
— Этого я точно не скажу, — почесав в затылке, ответил рыцарь. — Тевтонские магистры вроде появились, но я с ними, сам понимаешь, не особо…
— Ну, господь с ним, — стукнул кулаком по столу де Мерлан. — Давайте завтракать, а потом пойдем тебя, Скальд, в путь провожать. А нам с Жаком еще нужно подумать, как здесь до осени прожить.
Отдав должное великолепно прожаренной курице, которая была, на сарацинский манер, приправлена ароматными пряными травами, они покинули таверну и отправились в город.
— А вексель? Как же быть с украденным векселем? — заголосил Жак, завидев, что друзья направляются прямиком в сторону порта.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Робер. — А я-то думаю, что мы еще сделать забыли? Помню, что что-то очень важное…
— Так что там у вас за вексель? — спросил Недобитый Скальд. — Давай-ка рассказывай подробнее.
— Да, в общем, тут такое дело, приятель… — Робер вкратце пересказал ему все события вчерашнего дня — от выхода с «Акилы» и до того момента, как он наткнулся на Скальда, пытаясь поймать подлого жонглера.
— А кем выписан? — уточнил Скальд.
— Письмо Пизанского банкирского дома с гарантией, что мне здесь выдадут триста ливров…
— Триста ливров! — Скальд аж присвистнул от удивления. — Слышь, де Мерлан! Нам с тобой тоже, что ли, бросить мечами махать да в вилланы податься? Я ведь больше сотни ливров и в руках не держал за всю свою жизнь. Ох уж эти пейзане — по всему миру одинаковы: хоть во Фландрии, хоть в Италии, хоть в Палестине. Ходят в обносках, живут в курных избах, жалуются постоянно на неурожай. И при этом у каждого под красным углом закопано целое состояние…
— Это все, что мой отец нажил тяжелым трудом, — обиженно ответил Жак. — Если вы, благородный рыцарь, знаете, как правильно лозу выхаживать, как из ягоды сделать настоящее бургундское вино, да согласны с утра до вечера в поле, невзирая на снег и дождь, работать…
— Ладно, завел свою песню, — отмахнулся от виллана Недобитый Скальд, — я в этих делах не особо силен. Только вот что скажу. Вексель пизанский? Стало быть, пошли в пизанский квартал. Это как раз по дороге.
Резиденция пизанского консула представляла собой массивное трехэтажное здание из желтого ракушечника, с невысоким крыльцом и мощной деревянной дверью, в которую постоянно входили и выходили люди. Внутри здания находилась канцелярия — просторный холл, из которого вели в кабинеты несколько дверей. У дверей гомонили посетители.
— Где тут консул сидит? — спросил Недобитый Скальд у первого же попавшегося купчишки и, получив ответ, раздвигая толпу, направился к указанной двери.
— По какому делу? — пискнул из-за стойки секретарь.
— По государственному! — рявкнул в ответ Скальд и, воспользовавшись тем, что из кабинета как раз выходили посетители, затолкал туда Жака и Робера, а сам занял позицию снаружи, дабы никто из просителей не смог помешать разговору.