Секретарь закончил чтение, и над террасой нависла тяжелая тишина, нарушаемая лишь отдаленными вскриками неведомых птиц.
— И как ты можешь все это объяснить, сын мой? — выдержав надлежащую паузу, спросил понтифик.
— В зачитанных посланиях почти нет правды, — все так же бесстрастно ответил рыцарь, — пока эта история дошла до вас, святой отец, она превратилась в миф и обросла нелепыми подробностями. Не было и в помине никакой кочерги и никакого многодневного побоища. Да, действительно, я прибыл в гренобльский замок, вызвал графа Гуго на поединок и убил его. Кроме него со мной изъявил желание биться лишь упомянутый сеньор де Лерман, светлая ему память. Так что утверждение, будто я вырезал весь род Колиньи, не имеет ни малейших под собой оснований. Что касается отпущения грехов — это совершеннейшая правда. Действительно, выслушав мой рассказ, его преосвященство епископ счел мои деяния вполне обоснованными. Никакого аббата я в замке не видел, так что думаю, что целью сего послания было скорее желание архиепископа Вьенна опорочить в ваших глазах гренобльского епископа. Более мне нечего добавить к сказанному, святой отец.
— Я не считаю, что тут нам не о чем говорить, — почти перебивая его, жестко произнес Григорий. — Господь с ними, с Колиньи-ле-Нефами… Изведя этих штауфенских прихвостней, ты сотворил богоугодное дело, сын мой, и принес большую пользу Церкви. Раз уж епископ Гренобля отпустил тебе твои грехи, то не имеет смысла выяснять все подробности. Полагаю, что у тебя имелись для этого достаточно веские причины. Теперь посмотри, если можешь, на все происходящее с нашей точки зрения. Мы на протяжении многих лет готовим союз с монголами. И от этого союза, как тебе, наверное, хорошо известно, зависит ни много ни мало как судьба христианского Востока. С огромным трудом организовав цепочку посредников, соблюдая строжайшую тайну, мы отправляем на встречу с Чингисханом надежных посланников — рыцарей Святого Гроба, во главе с доблестным и умудренным в политике приором Сен-Жерменом, в числе которых находился и ты, сын мой, — в чине простого орденского сержанта. Почти сразу же после этого по ту сторону моря начинают происходить поразительные вещи. В Заморье, несмотря на титанические усилия Святого престола остановить этот уже никому не нужный поход, прибывает безбожник Фридрих со своим войском и полностью выходит из-под контроля. Император, вместо того чтобы с позором проиграть крестоносную войну, вдруг заключает мир с султаном аль-Камилом и получает без боя Иерусалим, а посланники, которых мы ждем, как манны небесной, исчезают бесследно. Год спустя мы узнаем, что монгольский император давно отдал Богу душу, а наши рыцари, добравшись только лишь до Багдада, сгинули в горах Трансиордании, по разным свидетельствам, то ли в стычке с сарацинами, то ли в бою с наемниками, посланными Фридрихом. Курия в полном неведении. Что происходит в Каракоруме? Рассчитывать ли нам на монгольские армии или нет? Продолжать войну с Фридрихом или заключать перемирие? Почти год мы не получаем никаких вестей и не можем принимать взвешенных решений. И вот недавно один из отправленных в поход сержантов, целый и невредимый, вдруг объявляется в Иерусалиме уже опоясанным рыцарем, проносится молнией по Святой земле, легко заручается полной поддержкой магистра тамплиеров, после чего снова исчезает и затем возникает в Бургундии. Что случилось с вашим отрядом? Почему ты, сын мой, возвратившись в Акру, ничего не рассказал патриарху?
— На это было две причины, ваше святейшество, — чуть нахмурив брови, что не ускользнуло от проницательных глаз понтифика, отвечал рыцарь. — Во-первых, наша миссия потерпела неудачу, и рассказывать было, собственно, не о чем. Мы действительно добрались до Багдада, где узнали о том, что Чингисхан умер, а его преемник еще не избран. Для того чтобы как можно скорее принести эту весть в христианский мир, мы двинулись назад. На обратном пути нас атаковали одновременно наемники-генуэзцы и воины эмира Газы, Салеха. В разгар сражения началось землетрясение, и все, кроме меня, погибли под камнепадом либо утонули в водах горного потока. Я чудом уцелел, не попав под завал. Более мне ничего не известно. Во-вторых, его высокопреосвященство, патриарх Геральд, при встрече удовольствовался лишь моим коротким сообщением о гибели всех рыцарей и не проявил ни малейшего участия в судьбе нашего крестоносного братства. Поэтому я, сочтя, что мой крестоносный обет исполнен, начал устраивать собственные дела.
— И устроил их просто великолепно, — усмехнулся папа своей тяжелой волчьей ухмылкой, — я слышал, что виноградники Монтелье и греческие владения, полные оливковых рощ, приносят тебе столь изрядный доход, какой не снился и многим графам по эту сторону моря.
— Ваши сведения, святой отец, как и в случае с моим несуществующим баронством и событиями в Гренобле, во многом верны, хоть и несколько преувеличены, — улыбнулся рыцарь. — Источником моего благосостояния являются трофеи, добытые в боях за веру, а что касается моего возвышения — в рыцари меня посвятил сам приор Сен-Жермен. До того как отряд погиб в Трансиордании, мы побывали в нескольких сражениях, и мессир счел мои, несомненно, не столь уж и значительные заслуги на это достаточным основанием.
— Так или иначе, ты теперь благородный рыцарь, владетельный сеньор и очень богатый человек, — Григорий протянул руку куда-то в сторону розовых кустов. Оттуда немедленно появился слуга, держащий в руках высокий стакан венецианского стекла, и, соблюдая предельную почтительность, помог папе сделать несколько глотков, — но я, — промочив горло, продолжил понтифик, — пригласил тебя не для того, чтобы выспрашивать тебя о твоих личных делах. Мне нужно знать, не вез ли Сен-Жермен с собой какое-либо послание? Может быть, он обмолвился хоть словом? Говорили, что вас на обратном пути сопровождали какие-то монголы…
— Увы, ваше святейшество, — снова нахмурился рыцарь, — я был не столь значительной фигурой в братстве, чтобы мессир обсуждал в моем присутствии свои дела. Во время последнего боя нас разделила обвалившаяся скала, и ничего о дальнейшей судьбе предводителей миссии мне не известно. Монголы на самом деле выделили нам отряд для сопровождения по пустыне, но они, не дойдя до Иерусалима, возвратились назад, чтобы как можно скорее узнать о результатах харултая.
— Харултай состоялся прошлой осенью, — кивнул головой понтифик, — на нем, вопреки всем ожиданиям, избран великим ханом не законный наследник престола, Толуй, а его старший брат, Угедей. По всему монгольскому царству ходят упорные слухи, что Толуй, слабый здоровьем и подверженный пагубной страсти неумеренного винопития, сам отказался от верховной власти в пользу талантливого и энергичного брата. Он сложил с себя полномочия правителя, возложенные на него на время двухлетнего траура, и теперь пребывает в одном из стойбищ Внутренней Монголии, где доживает последние дни. Также ходят слухи, что он убит, отравлен или просто исчез, однако ни подтвердить, ни опровергнуть их мы не можем. Насколько нам известно, новый правитель, Угедей, отказался от похода в Левант, и теперь монголы готовят большой набег на царство булгар. Вместо обещанной подмоги святой земле против сарацинских султанов направлен один лишь корпус какого-то Чормаган-нойона. Да и тот не движется в Сирию, а занимается лишь тем, что гоняется в киликийских горах за недобитыми хорезмийцами и их предводителем Джалал ад-Дином. Не могу взять в толк, зачем ему эти несчастные беглецы, которые сейчас целыми семьями переходят на службу к конийскому султану? От них Иерусалимскому королевству не исходит ни малейшей угрозы. Однако, сын мой, меня больше интересует то, что ты можешь поведать о происходящем в Святой земле.
Завершив продолжительный монолог, папа умолк и, продолжая непроизвольно покачивать головой, устремил на рыцаря испытующий взгляд.
— Не знаю, какие именно сведения доходят до вас с Востока, святой отец, — внимательно выслушав Григория, отвечал рыцарь, — однако то, что я там видел, вряд ли вас порадует. Неожиданное и неоправданное наложение интердикта на Иерусалим превратило и так уже почти проваленный поход в настоящий фарс. В церквах не проводятся службы, а пилигримы и крестоносцы толпами возвращаются в Европу, не получая индульгенций за исполненный крестоносный обет. Да и сам Святой Град все это время находится в странном положении. Патриарший клир как был, так и остался в Акре. Никто, за исключением немногочисленных госпитальеров и небольшого отряда тевтонцев, не заботится о приеме паломников. Стены города так и не восстановлены, и окрестные эмиры то и дело совершают на него грабительские набеги. Поверьте, если подобное положение продлится еще несколько месяцев, то о возвращении Святой земли можно будет забыть навсегда.