Значит, придется подпрыгнуть.
— Вас кормили? — спросил Приск. Сквозь щель наверху сочилось все больше света, и Приск уже различал контуры фигур в глубине трюма.
— Сегодня — еще ничего не давали, — сказал Луций.
Это была единственная возможность вырваться из плена. Когда откроют люк и вниз сбросят или спустят еду. Обычно рабов перевозят в деревянных клетках, но тут этим правилом пренебрегали: куда могут подеваться дети из трюма корабля?
— Когда открывают люк, что происходит? Спускают лестницу?
— Нет, никакой лестницы. Когда Статий умер, нам тоже бросили веревку, велели обязать тело, но я плохо завязал узел, и Статий снова упал к нам сюда… Иногда они спускают корзину на веревке с сухарями, иногда просто бросают мешок, потом спускают на веревке кувшин, и мы пьем.
— Луций, ты смелый парень, — Приск сказал это утвердительно. Он не особенно умел разговаривать с детьми. Но сейчас ему нужно добиться одного: чтобы ребятня не помешала ему в предстоящем.
— Отец так же говорит, — отозвался Луций. — Я в Пятом Македонском буду служить! Совсем скоро… я…
— Ну и отлично. Ты поможешь мне, и мы сбежим. Освободимся.
— У Арсиния там восемь человек охраны на палубе. Плюс двое кормчих. Я точно знаю. Меня один раз поднимали наверх, я сосчитал.
— Отлично…
— Что отлично?
— Что ты мне это сказал. А гребцы?
— Они прикованы.
— Твоя помощь неоценима. А теперь слушай: когда откроется люк, не бросайтесь к еде. Подождите, пока я не выберусь наверх. Луций, как старший, объясни им.
— Они не послушают.
Приск задумался, он не знал, как обращаться с несчастной детворой — уговаривать или стращать.
Решил стращать.
— Эй, вы, — прошипел он, — сидите тихо по углам. Кто вылезет из своего угла и будет путаться под ногами — умрет. Луций, иди ко мне.
Тот подошел. Приск положил ему руку на плечо. Парень был довольно высокий для своих лет. И, похоже, крепкого телосложения. Он может помочь.
— Будь рядом, когда я сброшу одного из них вниз. И не бойся.
— Я не боюсь. Мы их прикончим. Всех… Я уже убивал на охоте вместе с отцом. Оленя. Я могу.
— Сначала ты должен мне помочь выбраться…
Приск кратко изложил пареньку свой план. Главное, чтобы парень ничего не перепутал.
Наверху загремели шаги.
Похоже, близилась кормежка. Люк открылся, вниз хлынул свет. Приск благоразумно отступил в темноту. Оставалось надеяться, что его сочли за слабого подростка, который, как и все прочие, покорно принимает свою судьбу.
— Эй, уроды, вы еще живы? — раздалось сверху.
— Живы, — жалобно проблеял Луций.
Свет заслонила чья-то голова, вниз полетел мешочек с сухарями, Луций ловко поймал его и тут же отшвырнул в угол сидящим. Там началась возня — мелкота принялась драться за скудную жрачку. Молодец, парень, теперь малявки не станут путаться под ногами. Вниз на веревке стали спускать кувшин. Охранник, свесившись над люком, держал веревку в руках, не закрепив в блоке, свободный конец змеился по палубе.
— Взял кувшин?
— Нет еще, сейчас… мигом… — засуетился Луций.
— Что ты возишься? — «Кормильщик» еще больше свесился над люком.
Приск подхватил кувшин, ослабил веревку и захлестнул ее вокруг кисти человека наверху, рванул вниз. «Кормильщик» потерял равновесие и свалился в трюм. Приск ударил его ногой в лицо, потом сорвал с пояса упавшего фракийский кинжал, еще раз припечатал ногой голову, она с бульканьем ушла в вонючую воду на дне корабля. Один взмах лезвия по шее, и к бульканью добавился хрип.
Второй тип наверху, кажется, ничего не понял.
— Марсий… — послышалось сверху. — Ты что, перепил вчера?
— Угу! — отозвался Приск, сплевывая, — вода и кровь брызнули в лицо.
И швырнул, будто снаряд из баллисты, кувшин в лицо наклонившемуся. Тот с воплем отпрыгнул. Жаль, не свалился тоже. Приск прыгнул двумя ногами на тело в трюме, оттолкнулся от пружинящей плоти и взмыл вверх, ухватился за скобу, на которой крепился запор люка. В следующий миг он уже выбросил ноги на палубу. Еще миг — и встал. Парень, оглушенный кувшином, все еще валялся на палубе. Приск пнул его ногой в лицо, чтобы тот уже наверняка не поднялся, сорвал с пояса охранника кривой меч.
Стоявший на носу охранник-фракиец взревел, будто тур. Но, кроме него, похоже, на палубе из стражи никого больше не было. Приск глянул вперед. Он не слишком хорошо знал здешние места и не мог определить, миновал ли корабль Новы.
Зато он увидел то, что ему было нужно, — причал впереди и здание римской таможни. У причала стояла небольшая лодка со свернутым парусом. А еще чуть дальше — двухъярусная сторожевая башня, бург.
— Правь к берегу! — обернулся Приск к кормчим. [94]
А сам кинулся к охраннику на нос корабля. Охранник уже мчался ему навстречу. Благодаря не слишком высокому росту и хрупкому сложению Приск в грязных тряпках арестанта выглядел неопасным, к тому же за месяц сидения в карцере он сильно похудел и осунулся. Фракиец рассчитывал разделаться с Приском одним ударом, но римлянин увернулся, ударил сам, и тело, кувырнувшись через борт, отправилось на корм рыбе.
Ее тут, судя по всему, хорошо подкармливают.
Парус был свернут — воды сами несли корабль к цели.
Кормчие не собирались выполнять брошенный на ходу приказ беглого пленника, знай себе правили по течению. Правда, один из них запоздало дунул в какую-то дудку, видимо подавая сигнал. Из каюты полезли наружу остальные охранники — эти уже все греки. Лохматые, сонные, почти все вооруженные только мечами.
То, что творилось потом — всего несколько мгновений, Приск не смог бы вспомнить, если бы его попросили. Он напал первым. Полоснул по горлу того, что оказался ближе, ударил кинжалом второго. Потом ему пришлось отступить, но лишь для того, чтобы обогнуть мачту, как мету Большого цирка на скачках колесниц, и снова ринуться на охранников. Он нападал, жалил, уворачивался (в него пытались бросать свинцовые шары) и снова разил. Палуба была уже скользкой от крови. Луций выбрался из трюма, вооружился кинжалом одного из убитых, потом подобрал свинцовые шары, брошенные так неумело, и принялся метать их в охранников. Молодец, парнишка, сразу видно — сын ветерана! Готов к службе, хоть сейчас в легион! Первым же ударом Луций оглушил грека. Паренька попытались поймать, но кинувшийся за ним рыжебородый верзила поскользнулся в кровавой луже и грохнулся на бок. Приск тут же подскочил, полоснул упавшего мечом. Гай как будто обезумел и не чувствовал ни страха, ни боли. Он жалил как скорпион.
И, пригвождая последнего охранника к палубе, завопил:
— Скорпион!
Его клич подхватил Луций:
— Скорпион! Скорпион!
Кормчие, перетрусив, бросили весла, перестал бить барабан надсмотрщика гребцов, весла гребли вразнобой или же вовсе поднялись над водой, корабль развернуло.
Приск ринулся в каюту, увернулся от лезвия кинжала, которым попытался пырнуть его Арсиний, ухватил грека за волосы, приставил лезвие к горлу.
— Вели своим кормчим править к берегу!
Он вытащил хозяина корабля на палубу.
Арсиний судорожно вздохнул и жалким тонким голосом приказал:
— Править к станции.
— Зачем? — недоуменно уставился на него мальчишка.
— Тогда я отвезу тебя домой. Иначе останешься на станции ждать, пока разберутся, что к чему, и за тобой приедет отец. На это уйдет месяц.
— А на самом деле ты кто?
— Новобранец из Пятого Македонского. Меня похитили и хотели продать в рабство принципалы. Сам понимаешь, если они узнают, что я бежал, то постараются меня перехватить и прикончить. Мне нужно как можно быстрее вернуться в легион.
— Мой отец рассказывал, во время его службы тоже однажды такое случилось! — со знанием дела кивнул Луций.
— Твой отец не служил вместе с Валенсом?! — Гай прикинул, что две подобные истории в одном легионе примерно в одно и то же время вряд ли могли случиться даже на границе.