— Соглашайся, Робер, — шепнул он приятелю, — я не против. Я не смогу дальше жить, зная, что моя жизнь куплена такой ценой.
— Не нужно допрашивать Хафизу, — спокойно произнес Робер, глядя при этом прямо в глаза Виттории, — я не буду ничего говорить в свое оправдание. Пусть нашу судьбу решает суд.
— Что скажут обвинители? — после тяжелой паузы встав с места и обернувшись к залу, спросил бальи. — Какого наказания они требуют?
— Казнить, — уверенно произнес Ибелин, глядя прямо перед собой.
— Казнить, — неуверенно подтвердил архидьякон, косясь на кого-то из господ.
— Казнить, — заявил, снова надувшись фазаном, Пьетро ди Россиано.
— Казнить, — чуть кивнула донна Корлеоне.
— Казнить, — объявил старшина суда горожан.
Бальи выпрямился и медленно произнес:
— По требованию обвинителей и по приговору суда за указанные ранее преступления рыцарь Робер де Мерлан и сержант Жак из Монтелье приговариваются к смертной казни. Рыцарь — через усекновение головы с последующим повешением, а сержант — через повешение за шею. Приговор будет приведен в исполнение завтра, на городской площади. После казни там же на площади все имущество осужденных будет передано истцам, а также направлено на выплату пошлин и судебных издержек в пользу суда и городской казны.
Не успел бальи закончить оглашение приговора, как со стороны главного входа послышался нарастающий шум, затем два стражника, охраняющие дверной проем, отлетели в стороны, словно тряпичные куклы, и в арке выросла исполинская фигура.
— И кто же тут главный? — размахивая огромной булавой, пророкотал стоящий на пороге рыцарь.
При этих словах бальи, архидьякон и барон неуверенно переглянулись.
— К оружию! — раздались со всех сторон возгласы, и опомнившиеся охранники, на ходу доставая мечи и опуская копья, стали образовывать живой заслон. Вскоре между возмутителем спокойствия и стульями, на которых сидела знать, стояли десятка полтора ощетинившихся клинками рыцарей и сержантов.
— Ну и дела, — пробормотал Робер, — вот кого я меньше всего ожидал увидеть именно здесь и сейчас, так это…
— Брат Недобитый Скальд, а ты здесь как оказался? — перекрикивая лязг оружия и гул толпы, прокричал Жак.
— Робер, что тебе лучше передать, меч или булаву? — громыхнул в ответ гентский рыцарь, принимая боевую стойку. — Тут работы, смотрю, немного…
На балконе, вспугнув воробья (который, как выяснилось, находился там в обществе воробьихи), появились три арбалетчика, и в сторону Скальда нацелились массивные заостренные наконечники.
— Остановись, рыцарь! — крикнул бальи. — Иначе я прикажу застрелить тебя за бунт и неуважение к суду!
Недобитый Скальд медленно опустил булаву.
— Я вассал ромейского императора Иоанна из рода Ватасиев! — объявил он на весь зал. — И не обязан здесь подчиняться ничьим приказам.
— Сир рыцарь, — вступил в разговор архидьякон, — надеюсь, вы не столь безрассудны, что желаете объявить войну одновременно Его Величеству Императору и нобилям Иерусалимского королевства? Если вы, конечно, не действуете по указке своего греческого сюзерена…
— Политика… — пробурчал гигант, косясь на арбалетчиков и опуская меч. — Обложили, крючкотворы, житья от них нет…
Несмотря на эти слова, Жак решил, что арбалеты все же оказались в переговорах намного более весомым аргументом, нежели угроза государственных неприятностей.
— Поклянитесь, сир рыцарь, что более не поднимете оружие, находясь в стенах Тира! — Архидьякон немедленно стал развивать дипломатический успех.
— Клянусь, — после долгой паузы произнес Недобитый Скальд. — Этой, как ее, Девой Марией и двенадцатью апостолами.
По команде своих хозяев стражники опустили мечи и копья.
— Что вы желаете, сир? — немного успокоившись, спросил бальи.
— Для начала поздороваться с моим другом. Пусти! — Скальд, не дожидаясь согласия, прошел через заслон, расталкивая стражников плечами. Он обнял Робера и приятельски похлопал по плечу Жака.
— Силен ты, брат, булавой махать, — одобрительно прогудел де Мерлан. — А как же Гент? Снова попал в кораблекрушение?
— К счастью, нет, — отмахнулся гигант. — Доплыли до Родоса без приключений, там ждали хорошей погоды. Ждали долго, а на этом островишке, как назло, оказалось всего пятьдесят человек венецианского гарнизона, две таверны да четыре доступные девицы. После того как мне опостылели все они, вместе взятые, а местный капитан поклялся, что ни один из его солдат не то что обидное слово скажет, но даже взгляда на меня не поднимет (калеки в отряде ему в таком количестве не нужны), я от скуки и пошел служить в войско Ватасия. Он платит рыцарям пощедрее, чем германский император, поэтому франкский полк в Никее, в котором я служил, числом поболе, чем вся армия константинопольского императора Балдуина. Служба хорошая — стычки чуть не каждый месяц, вино вкусное, а гречанки ласковы и щедры на любовь. Две недели назад мне было поручено сопровождать в Сирию на поклонение святым местам сына одного русского герцога. Хороший мальчишка, родом из этого, не выговорить без кувшина… короче, забыл. Представляешь, у них там на деревьях из всех фруктов растет лишь клюква, а в городах по улицам разгуливают медведи. Ватасий сейчас в мире с конийским султаном, мы получили проездной фирман, пересекли горы, миновали Антиохию и добрались до Бейрута. И что же? Весь город гудит как растревоженный улей. Рассказывают, будто сарацинская принцесса-колдунья влюбилась в доблестного рыцаря де Мерлана, потомка королей. Она повесила ему на шею заговоренный карбункул, вот он с его помощью победил всех рыцарей на турнире. Да только иерусалимский патриарх молился целый день и всю ночь и снял бесовское заклятие. Рыцарь силу потерял и был повержен в судебном поединке доблестным графом Сеньи, который, поговаривают, приходится незаконным сыном самому папе римскому! Вот рыцаря этого с его слугой-чернокнижником и собираются сжечь на костре. Ну я, конечно, оставил герцогского сына в бейрутском командорстве на попечении тамплиеров и рванул сюда.
— Спасибо, друг! — прочувствованно произнес Робер. — Только дело наше все одно — пропащее. Отбить нас не удастся, а если и отбить, то хоть к сарацинам на обрезание иди — в христианском мире нам жизни не будет.
— Да ладно, мало нас англичане ловили и казнили! — Скальд на всякий случай понизил голос. — В общем, так. Ждите. Казнь, как я понял, назначена на полдень, а рано утром я вас освобожу. Есть одна мысль…
— Ты хочешь в одиночку штурмовать Тир? — покачал головой Робер. — Безнадежное дело.
— Может, раз уж так получилось, что вы здесь, сир, придумаем что-то еще? — неуверенно произнес Жак. Оба рыцаря уставились на него так, словно к ним обратилась каменная статуя.
— А что может нам помочь после вынесения приговора? — спросил Робер.
— Способы имеются, — задумчиво ответил Недобитый Скальд. — Драка с палачом, например. По обычаю, победил палача и помощников — остаешься жить. Я так в Брюгге от топора ушел. Правда, палач с пятью подручными, как только я освободился от пут, сразу бросился наутек…
— Ну, это понятно, — кивнул Робер, — только я про здешнего заплечных дел мастера наслышан. Говорят, что он кинжалом орудовать мастер, могу и не управиться.
— Женитьба на девице, — добавил Жак, — вот, помнится, в Лионе, на ярмарке…
— Думал! Не подходит, — перебил его Робер. — Хафиза взяла бы меня в мужья со всеми потрохами, но, увы, она не девица, а вдова. Кроме того, ты, Жак, женат, а стало быть, не сможешь воспользоваться этой уловкой, даже если Недобитый Скальд сгонит к месту казни всех девственниц Тира.
— Решение тирского суда может отменить именем короля только бальи Иерусалимского королевства, — задумчиво произнес Скальд.
— Хм, — в глазах у Робера вспыхнул огонек надежды. — Да только сеньор Томмазо в Акре, а до нее два дня пути…
— Я получил от греческого императора трех отличных лошадей, — горделиво произнес Недобитый Скальд. — Не будем терять времени и заниматься ерундой. Если Господь хотя бы не будет мне мешать, то я успею доскакать до Акры, получить помилование и вернуться обратно к полудню.